Не знакомый и не друг, но (по его словам) наставник лелеемой зде и повсюду ВП. Итак, в свете завтрашнего - Дмитрий Быков.

ТРИУМФАЛЬНОЕ

Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот в темное время суток, когда силы зла царствуют безраздельно.
                                                                                                     Артур Конан Дойль

Есть еще на свете силы ада, тайные и темные места. Вечером ходить туда не надо, нас предупреждают неспроста. Всем распахнут город наш овальный, но молите, чтоб судьба спасла вас от Маяковской-Триумфальной в вечер тридцать первого числа.

Мне, признаться, даже интересно — что за точка, Господи прости? Это зауряднейшее место, если в прочий день туда прийти. Слева Маяковский, справа «Суши» — никакого явственного зла; но спасайте, братцы, ваши души в вечер тридцать первого числа. Вас там могут разом изувечить, разорвав на пару половин; там кружится всяческая нечисть — то ли шабаш, то ли Хэллоуин! Там для них построили заказник, чтоб бесилась дьявольская рать. То затеют бал, то детский праздник, то нашистов свозят поорать… Местные поляне и древляне думают в испуге: мать честна! Почему у нечисти гулянье только тридцать первого числа? Что они там празднуют, по ходу, скопом, с января до декабря, каждый раз, во всякую погоду, на мороз и солнце несмотря? Нет бы им сойтись толпою плотной, хороводом праздничных элит, — где-нибудь на площади Болотной, как фольклор им, кстати, и велит, — и устроить праздник свой повальный: там и Третьяковка под рукой… Но они хотят на Триумфальной, в этот день, и больше ни в какой.

Врут, что жить в России стало пресно. Страшно жить на новом вираже. Даже говорить про это место в обществе не принято уже. Вот Шевчук решил по крайней мере разузнать, какая там байда, и спросил открыто при премьере, почему нельзя ходить туда. Замер зал. Премьер поправил галстук. У него задергалась щека. Он при этом так перепугался, что забыл про имя Шевчука. Все вокруг лишились аппетита. Спрашивает Юра: «Что за жесть, почему нельзя туда пойти-то?» Тот в ответ: «Простите, кто вы есть?» Все смотреть боялись друг на друга, даже воздух в зале стал зловещ, — потому что дальше от испуга он понес неслыханную вещь, но уже не мог остановиться, выглядя при этом все лютей: «Может быть, там детская больница? Для чего смущать больных детей? Или, может, дачник едет с дачи, хмурый, в прорезиненном плаще?» (Это он от стресса, не иначе. Дачников там нету вообще.) После он — от злобы, от испуга ль, хоть крепка нервишками ЧеКа, — начал про коксующийся уголь, чем расстроил даже Шевчука. Что же там за ужас аморальный, что за апокалипсис финальный, если лидер наш национальный, нации отборный матерьял, при упоминанье Триумфальной самообладанье потерял?

Если ж вы решитесь в это время выдвинуться к точке роковой — что там с вами сделают со всеми? Например, приложат головой, или руку в двух местах сломают, чтоб прогулочный не мучил зуд, или просто за ухо поймают и в участок на ночь увезут, и продержат типа до рассвета — не за то, что совесть нечиста, а как раз за самое за это. Не ходите в темные места. Я б сказал, от храбрости икая и слезой невольной морося, что и вся страна у нас такая…

Но не вся, товарищи, не вся.

Отредактировано tac (2010-07-30 21:53:09)

Людмила Орагвелидзе "Тбилисская румба"

Улица пуста
И к домам прильнули тени,
Поздняя листва
Отправляется в паденье,
Мошкара кружит
И висит под фонарями…
Нам не внове жить
Только теленовостями;
И опять считать
Кто ославлен, кто отставлен.
Нам не внове ждать
Сквозняков и скрипа ставен,
Всё беречь, как есть,
Укрывая в полумраке…
Мы актёры – в треск
Провалившие спектакль.

      Смыты просини,
      Облака до крыш провисли
      И у осени
      Не просите тайных смыслов:
      У неё их нет
      И в ответах – бред.

Вновь напиться бы
Из колодца пилигримов,
Исключиться бы
Из страстей слепых и мнимых,
Где и спор – не спор
И какой из них не вспомни -
Всё заумный вздор,
Словно путь в каменоломню.
В круговерти дней
Раздосадовано кружим,
Как хмельной лакей,
Что проспал обед и ужин,
Да и сами спим,
Всё без нас – зима и лето,
И летят, как дым,
Наши дни в порывах ветра.

Осенний ноктюрн

Сентябрь несмелою рукою
В колодце звёзды размешал
И в сердце, полное покоя,
Вонзил тоски тупой кинжал.

И кровь осенняя по чащам
Потоком листьев протекла,
А воздух, хриплый и свистящий,
Обрезался о край стекла –

Осколка лунного на небе,
Серпом грозящего Земле,
И был какой-то странный лепет
В сырой осенней серой мгле.

И бинтовали воздух тучи,
И заживали раны в нём…
Но он, туманы нахлобучив,
Заплакал сереньким дождём.

(с) Борычев Алексей

мои друзья талантливее меня.

а мне хотелось откинуться, чтобы красиво.
чтобы мама, как баба русская, не голосила.
чтобы потом никого ни о чем не спросили.
чтобы это было не естесственно, но и не насильно.
с силой чтобы, которой не было в жизни.
с чувством чтобы, чтобы не было похоронной тризны.
чтобы без венков знаешь, без этих пошлых букетов.
чтобы без меня кончилась эта весна и началось счастливое лето.
где ты
моя острая, по краю идущая.
кончится все тупо, я ведь самая здесь везучая.
сучья логика заставляет накрасить глаза,
под которыми утро оставит ночь следами черными.
фиолетово станет на всех необычных и близких.
небо такое хмурое, тучи такие низкие.
(Continue)
виски.
мальчик, плесни мне в стакан виски.
и не смотри на меня, лучше на них, которые в моем черном списке.
на вписке проще всего уйти, перебрав многоградусной жидкости.
на меня ведь это так и действует, давно пора вытрясти
душу оленью,
через глазницы грустные.
пусто мне,слышишь, бармен.пусто.мне очень пусто.
туфли эти ни к месту.
и чулки врезаются в бедра.
я ведь совсем из другого теста.
и не одеваюсь никогда ни по погоде, ни по вашей ебучей в моде.
в народе называюсь как-нибудь просто,
и питер читает тосты.
чтобыт в последний раз для меня развести мОсты.
пост
past
Янка Webka Райкова.

кто тут сказал про яшку?

женщины жарки. мужчины жалки.
дети желанны. мне скоро тридцать.
гляжу, на глаза натянув ушанку,
в синее небушко аустерлица.

мне скоро тридцать. такую цифру
нельзя опустить. подводя итоги,
я замечаю: проблемы с циклом -
то ли гормоны чудачат, то ли

простая усталость; Москва жиреет -
на карте собою Ижевск закрыла;
смышленым лютиком в оранжерее
расту, воспитав ощущенье тыла

до уровня нормы; внутри копаясь,
я стала видеть кусок вселенной
и понимать, что порезать палец -
намного смелее, чем резать вены,

пачкая кафель. мне скоро тридцать.
три ноль. в мою пользу крутые бедра.
вот только отвыкнуть бы материться
и можно сразу рожать ребенка.

хотя, не самое любимое. но что-то вспоминаемо часто. пойду поищу любимое

по-прежнему яшка

одинокий из двух

Астория вся в снегу, как в плевочках,
А чего вам хотелось? Это - Питер.
Я бреду по городу винно-водочному
В нежном, с хитрецой, подпитии.
У меня круглое личико.
Звать меня Лиличка.
А он гордый, чертяка.
Он, даже здороваясь,
Руки из кармана штанов широченных не вынет.
Мне же хочется, чтоб плакал, тявкал,
Чтоб любую ладонь целовал навылет,
Но мою лобызал,
Как христову или как шлюхину.
Чтоб катался в глазах
Истерически. Чтоб вынюхивал
Запахи на мне не его, чужие.
Чтоб мы вместе до угла не дожили,
До поворота, не дотерпели чтоб
Ни за что.
Астория близится. Сережка Есенин
Там размазан по стенам.
Бреду на свидание... далее... далее...
Люблю ночные скитания.
А он, желвачок напрягает, как металлический шар
С постоянством безумного. Нарциссизма
Черви в каждом жесте его кишат,
В дыме трубочном сизом.
Желвачок-ромашка: женишься? не женишься?
Опасливы движеньица.
Ох, как опасливы. Но не трусливы.
Он не плачет, давится слизью,
Когда мне тычется в личико,
В имя мое Лиля Лиличка.
Он ревностью умывается, как мылом.
Мой милый. Большой и милый.
А потом пуля плющит висок в кашу.
Я-то, дура, боялась: мол, много кашляет.
А он жолудями холодными измесил себе всю душу,
Ревностью бледной, словоблудным своим "не струшу".
Ну, не выдержал, спекся, сник.
Вероника
Тоже из тех, кто мог бы быть ведьмой.
Но ты ведь мой?
Только мой?
Вот такой громадой себя сам сломавший...
Хотя сейчас неважно.
Висок - в кашу.
Слюна - в соль.
Трусцой
К нему. Хрупкому Гулливеру.
Пойдите вон! Я вам не верю!
Где он? Пустите к нему, к мЈртвому.
Прорываюсь увЈртками.
Пуль давленые виноградины
Околдовали меня, его обрадовали.
Лицо совсем не узнаю. Что вы мне тут подсунули?
Сыр сулугуни
На столе
И бутылка сухого.
И не слова.
Впоследок.
И на репетицию торопится девочка дикая
Вероника.
21.11.2001

А у Лилички рвется коса до пояса
Роза красная в волосах.
Мне даже глянуть на Лиличку боязно,
Не то, чтоб ладони лобзать.
Она шагает по каждой площади,
Как по Красной. Каблук трещит.
Была бы иная, жилось бы проще мне:
Семечки, сырники, щи...
А у Лилички нежность руки проклятая -
Поллуны таращусь в окно
И вою. Трахея забита кляпами -
Глубочайшая из всех нор.
Тосковать, в каждой рюмке спиртово плавиться:
Кто ласкает ее - гадать.
А она - и умница, и красавица,
Строптива не по годам.
Стоп, машина! Я - под колеса бревенчато,
Но великоват для авто.
Не лечится эта зараза, не лечится.
Ни в этой жизни, ни в той.
А у Лилички брови вразлет по-летнему,
И Арбат истоптан до дыр.
В кистях грабастаю два билетика,
Глотать мешает кадык.
Я бросался здороваться с незнакомками,
Драться с мальчиками в "пежо" -
Она не пришла. Циферблатик комкался.
Револьвер эррекцией жег.
И потом, коробок черепной разламывая,
Пуля видела наперед:
Не пришла на Садовое? Это не главное.
На похороны-то придет.
Вот и памятник. Двух штанин бессилие,
В мерополитене - бюст.
А у Лилички платье синее-синее.
До сих пор ослепнуть боюсь.
20.11.2001

простите меня, я не хотел, это не я и меня заставили и далее по списку
таки нет цензуре, да чуйствам.
высокодуховное:

Я не могу выебать любимую женщину
Такого не пожелаешь даже лютому своему врагу
Друзья приходят, спрашивают, когда же ты женишься
А я любимую женщину выебать не могу

И это не потому что плесень царит в промежности
Не потому что оскудела спермиев юрких рать
А потому что хочется делать ей только нежности
Задыхаясь от нежности, а не ставить раком и драть

Наверно это рефлексии долбанного интеллигента
Комплекс пигмалиона или эдипа что драл свою мать
Штольц мне скажет правильно — эта муть не стоит и цента
Женщина хочет секса и оный ей нужно дать

Посмотри на крупную рыбу — политики, дельцы, военщина
Они кроют самок без продыху и походя жрут мелюзгу
Я сижу у кровати смотрю, как спит любимая женщина
Которую могу целовать и гладить, а выебать не могу

Дмитрий Плахов

Отредактировано Пузик (2010-12-20 17:44:49)

а у меня вот это в голове крутится:

Белая гвардия "Факультет журналистики"

Павел Колыхалов

* * *

Когда уходит связь
врываются помехи
и мутные миры
терзают небосвод
тогда крошится вязь
от альфы до омеги
и в шуме детворы
не слышен шелест вод...

Когда уходит смысл
бегущих дней весенних
и у себя в ночи
ты словно взаперти
лишь собственная мысль -
твой грозный собеседник
и сколько ни молчи
с ума бы не сойти

Тогда ты глух и слеп
и тщетны испытания
когда всему виной
бессмысленная боль
тогда и хлеб не хлеб
а лишь продукт питания
и древнее вино
всего лишь алкоголь

Когда уходит связь
уходит и молитва
и падают слова
обманутой листвой
бесшумно становясь
невидимою бритвой
и рвутся рукава
и впереди конвой

Снаружи – ерунда
снаружи все привычно
а в глубине - скелет
и гулкая труба
все вроде как всегда
все вроде как обычно
но только связи нет
и значит нет тебя

И значит свет ушёл
к просторам бездорожным
средь гордой синевы
невзрачностью слывя
и мир такой большой
становится ничтожным
под рокотом молвы
когда уходит свя...

авторское исполнение!!!

и, конечно, одно из самых любимых.

Наступает весна

Пресловутая иголка в не менее достославном стоге,
в городском полумраке, полусвете,
в городском гаме, плеске и стоне
тоненькая песенка смерти.

Верхний свет улиц, верхний свет улиц
всё рисует нам этот город и эту воду,
и короткий свист у фасадов узких,
вылетающий вверх, вылетающий на свободу.

Девочка-память бредет по городу, бренчат в ладони монеты,
мертвые листья кружатся выпавшими рублями,
над рекламными щитами узкие самолеты взлетают в небо,
как городские птицы над железными кораблями.

Громадный дождь, дождь широких улиц льется над мартом,
как в те дни возвращенья, о которых мы не позабыли.
Теперь ты идешь один, идешь один по асфальту,
и навстречу тебе летят блестящие автомобили.

Вот и жизнь проходит, свет над заливом меркнет,
шелестя платьем, тарахтя каблуками, многоименна,
и ты остаешься с этим народом, с этим городом и с этим веком,
да, один на один, как ты ни есть ребенок.

Девочка-память бредет по городу, наступает вечер,
льется дождь, и платочек ее хоть выжми,
девочка-память стоит у витрин и глядит на белые столетья
и безумно свистит этот вечный мотив посредине жизни.
И. Бродский

проснись и пой, и пей, и снова пой
за здравие врагов и упокой
друзей, которых больше нет с тобой -
зарытых где-то очень глубоко
в бессолнечных сплетениях души.
в один прекрасный год они ушли
в сырой и жёлтый мартовский туман,
себя в тебе навек похоронив;
а что тебе осталось вместо них -
то с лёгкостью уместится в карман.
проснись и пой, и впитывай покой
всей пустотой раскрытых альвеол,
пей крепкий яд канцерогенных смол.
ты всё равно останешься живой
и будешь жить, пока не надоест,
без перемены времени и мест.
и горечь, возведённая в квадрат
четвёрки стен, и поиски угла,
куда поставить кеды, и парад
нелепых мыслей, коим нет числа -
останутся с тобою до конца
последнего, девятого кольца.
а после - поворот и прямо вниз.
проснись, простись с собою - и катись.

(с) megadyatel