XDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDDdddddddddd
Вам-то откуда знать, господин хороший?)))

Полушинели.

И вот, плюнув на все, отложив дела, я вырвалась, выкроила несколько дней, а может, и часов, и поехала в Питер, очень срочно и ненадолго. Успеть всего нужно было много, времени категорически не хватало, я путалась в том, что должна сделать, кого увидеть, кому что сказать, что купить, писала списки, загибала пальцы, пытаясь нумеровать запланированные дела, и все равно они мешались в кучу.
Я поминутно выглядывала в окно, пока не показались знакомые места (Питер резко начался почему-то набережной Обводного канала).
От волнения я стала пересматривать обувь, которую взяла с собой, и обнаружила одну туфлю - старую, изношенную, взятую из дома явно по ошибке. Чертыхаясь, я нашла лист коричневой бумаги, завернула в нее мерзкую туфлю, перевязала шпагатом, полюбовалась секундочку - сверток хоть куда, я еще помню времена, когда такие свертки были обычным делом в советских магазинах - и выбросила в окно. В ту же секунда нахлынуло понимание, что это ужасное, чудовищное недоразумение: эта туфля была не лишней, это была единственная моя пара, и вторая туфля была на мне.
В отчаянии я облазила все купе, разыскивая туфлю, выброшенную в окно, купе оказалось переполнено обувью, чего только не было: сапожки, босоножки, трогательные детские сандалики, валенки, резиновые сапоги, ботинки, тапки - но все чужое, а чертовой туфли не было! Она как живая стояла у меня перед глазами: нос от моих новых балеток, каблуки от старых туфель, с далекого пятьдесят шестого года хранящихся в бабулиных запасах, и ремни с металлическими застежками садо-мазо, какие были у Синицы на выпускном в девятом классе.
В процессе поисков я нашла в купе четырех спящих, притаившихся по углам в каких-то напряженных позах, и поняла, что в купе я пятая лишняя, на птичьих правах - так на них я и провела остаток сна.
Я торопилась с поисками, Московский вокзал был уже близко, и в то же время мы не могли приехать, пока я не найду туфлю, а я не найду ее, я ее выбросила, своими руками выбросила, паника, паника!
А время, считанные часы, которые я выкроила на поездку, безнадежно утекало.
Моими стараниями купе превратилось в свалку (а четверо по углам продолжали спааааать в своих странных неудобных позах - руки вывернуты, головы запрокинуты назад), и тут явился проводник.
Был он ростом мне по колено, растерянный, тупой, добродушный, доверчивый, но я все же угадывала, что ссориться с ним не надо: малейшее недоразумение между нами - и он вцепится мне в горло, причем в самом деле вцепится, в прямом смысле. И перегрызет. А может, и шею перекусит напрочь.
Я старалась быть няшечкой, милой любезной сироткой, пыталась разжалобить историей о пропавшей туфле, показывала документы. Вот только не было у меня ни билета, ни денег. Паспорт оказался моим старым просроченным медполисом, а свидетельство пенсионного страхования было с дыркой посредине, как фальшивая монета в сказке у Андерсена.
Между тем существо - называть проводника, точнее проводницу, человеком не было никаких оснований - прониклось моим горем и предложило помощь. У нее дома была точно такая же туфля. И она может ее мне дать.
Я понимала, что не бесплатно. А денег у меня не было. Мое нежное девичье тело заинтересовать проводницу никак не могло, а не то было бы тут же пущено в ход, но ей нужны были только деньги, мноооого денег.
С другой стороны, отказаться я тоже не могла - никаких недоразумений. А то горло перегрызут. И шею перекусят.
И вот по скользкой тропинке мы прошли к дому проводницы, "Ах, - сказала она, - к счастью, сейчас здесь нет моего мужа. Впрочем, я жду его с минуты на минуту." Я поежилась.
Дом был маленький, заставленный вещами, которых были целые горы, проходы между ними образовывали лабиринт, который, как я смутно понимала, был бесконечным. Не просто очень большим, а в самом деле бесконечным. Хозяйка не столько усадила, сколько загнала меня в какое-то дряхлое кресло, отрезала мне кусок роскошного торта - явно свадебного - и забыла обо мне.
Приходило много народу, запомнился один в стельку пьяный человек в лохмотьях и цилиндре, Алла Пугачева пила чай напротив меня, беседуя с проводницей (кто из них кем командовал, я так и не поняла, обе временами друг к другу подлизывались, а временами хамили, и Пугачиха, повышая голос, все же старалась прикрывать горло - береженого бог бережет). Потом проводница велела ей поднять с полу раскиданные меха, та взяла соболей, стала что-то отрывать от них, как-то их вместе связывать, пытаясь соорудить на себе перед зеркалом приличную горжетку (что это, кстати?). У нее все равно получалась только мягкая игрушка в виде блохи, какие (оказывается!) продаются в Москве по 4 тысячи долларов (с ударением на а - доллАров), но Пугачихе были не нужны ни блоха, ни доллары, и она бросила игрушку на пол, а я смотрела на эту херовину и мечтала очутиться с ней в Москве.
Про меня все забыли уже давно, я вполне могла встать и уйти, но я и не собиралась. Я была на своем месте.
У стены лежала старенькая кинокамера и пленки "Свема", а на самом верху пирамиды из аккуратно упакованных в коробки новеньких кассетных магнитофонов стоял мой принтер, к которому я так уже никогда и не куплю новых картриджей, потому что проще оказалось купить новый принтер.
Где-то тут, несомненно, была и моя туфля, если хорошенько поискать в лабиринте. Бесконечном лабиринте. Но я не собиралась искать. Туфля была мне не нужна. Тут вообще никто никогда ничего не ищет.

Отредактировано Эмили (2011-10-06 12:28:30)