***

стенные часы приветствуют смертным боем,
ты входишь, сминая крупом траву, в постель: 
невыкуреноты берешь амбразуру сбоем
внутренних-внутренних, мягких таких систем.

пружина дрожит, а на ней недвижимы люди
давят друг друга, ищут губами блох.
стынут пустые, столами подпершись, блюда,
муж (зависимым словом) не то чтоб совсем уж лох

там, где я, не сумняшась, поставлю точку,
с той стороны от нее люди ищут следы запятой.
хочется, хочется удлинять шею, ушную мочку,
хрящик под носом кольцами, голой (босой?) пятой,

сняв с подошвы каблук, с каблука убитый ковыль (а
строчки такие, господи боже ты мой, опять),
делать этими пятками, о которых вы, верно, забыли,
ямочки на щеках. ямочки за щеку, вас бы кому распять.

Впрочем, это дело такое, времени.
Бог, он не просто же так смотрит каждую ночь,
как струи кунжутного, бог ему в душу, семени
ищут, кому бы с детьми из этих детей помочь.

---

Птица. Шоры застят зренье.
Не пущу, пока прей а
Выйдет не из тени древа.
Выйдет рысь, хвостом игра
Я, колпаки срываю смело.
Вьётся в небо. Удалая.

Я — добыча. Этой ролью
мне в крови зашито племя
бег, солёный пень, Ассоли
я не знаю, моя ветка
смерь тебе. А моей болью
будут кости в грудной клетке.

Без имён и лиц, навстречу
двум теням, что темень грею
т, две луны посеят вечер,
ночь — рисунок на конверте
той, что будет ждать в закате,
той, что знамя будет легче.

Отче, я засел в квадрате.
Не беда. Остались вещи.

Отче, я погиб. Туманом
попрощаешься?.
Осечка.

Жив. А.