Снова дорога, базар-вокзал, рельсы как-будто льдинки. Бусы из рога, пакет, рюкзак, ношеные ботинки. Снова холодный перрон-вагон. Люди, закройте двери! Час - предрассветный короткий сон. А новый год - под Тверью.

Плакать в подушку, курить в окно, пить до алмазов в небе...Лучше абсент, если нет - вино, сыр и кусочек хлеба.
Если любить, так назло врагам, если мечтать - то просто. Сесть у огня, отдых дав ногам...Верить. Легко и остро.
Значит мы будем летать и жить. Ночь серебром облита. Путь среди выснеженной глуши - это моя молитва.

Снова дорога, она зовет, к песням иль славе ратной. Наша Дорога всегда вперед, даже когда обратно. Мы возвращаемся к новым снам, к заново милым людям. И если скоро придет весна, значит мы тоже - будем.

А алкогольные мотивы происходят где-то из ролевого движения 90х)))

Я с тех пор поменялась, а бытовой алкоголизм никуда не делся))

По зиме сгущаются тени
За окном.
И похоже на преступление -
Пить вино.

И ласкать гитарные струны
Словно грех,
И понятны древние руны
Не для всех.

И горчит чужое предание
На губах,
И по вкусу как сострадание
Снежный прах.

И почти что как откровенье
Пожатье рук.
А зима отдает забвением
На ветру...

А  если  пытаться  вместить  сознанием
Чуть  больше  чем    дважды  два,
То  получится  даже  не  корень  квадратный
От  игрека  к  четырем.
То  будешь  сидеть,  вырвав  шнур  питания,
Где  с  одной  стороны  голова,
А  с  другой  стороны  многоваттный
Генератор  мечты  о  нем.
Он  где-то  курит  трубку  и  смотрит  под  потолок,
Где  кружится  дым  как  смерч,
Вялый  такой  ураган.
И  у  него  под  креслом  тоже  запрятан  блок,
Маленький  аккумулятор,  подключенный  к  его  ногам.
Что  впрыскивает  в  артерии
Электрическую  печаль,
Магнитную  феерию
Уже  подуставших  чувств.
И  если  от  напряжения  перегорает  сталь,
То  где-то  в  районе  сердца
Раздается  неясный  хруст.
Сиди  и  жди,  позвонит,  быть  может,
И  с  волнами  радиолиний
Опять  войдет  в  резонанс.
А  если  нет  –  у  тебя
наверняка  есть  ножик  –
Обрезать  слезные  строки
Похожих  на  линзы  глаз.

Что  мне  теперь  делать,  я  даже  не  знаю,  право:
Мой  ангел  хранитель  с  довольно  премерзким  нравом.
А  все  от  того,  что  он  долго  ходил  по  свету,
Пока  не  прибился  ко  мне  на  исходе  лета.
С  подбитым  крылом,  и  в  истрепанной  ветром  тоге,
Он  мрачно  сидел  и  курил  на  моем  пороге.
И  видно  за  что-то  изгнали  его  из  рая,
Но  только  за  что,  я  не  спрашивала,  не  знаю.
От  горя  меня  он  хранит.  Но  –  под  настроенье.
А  чаще  сидит  на  диване  неслышной  тенью,
Он  молится,  или  от  боли  почти  что  воет  –
Он  вовсе  не  рад,  что  его  наградили  мною.
Но  он  привыкает,  и  я  привыкаю  тоже,
Мы  оба  печальны,  и  этим-то  и  похожи.
Нам  в  этом  пространстве  так  неумолимо  тесно,
Мы  слышим  другие  миры  и  другие  песни.
Но  я  каждый  день  ожидаю  с  неясным  страхом,
Что  он,  затушив  окурок,  пошлет  все  нахрен,
И  снова  уйдет,  еле  переставляя  ноги,
Оставив  меня  у  обочины  на  дороге.

Если говорить кому-то "Душа моя",
То почему бы и не тебе?
Ведь мы твердо знаем, что я не "самая",
По крайней мере в твоей судьбе.
И ты не суди меня за привычку,
В слова свои вкладывать злую ярость.
Ведь мы оба знаем - за малым вычетом
У меня никого не осталось.
У меня ни с кем не срослось, не выцвело,
Не обратилось в тяжелый плод.
Зато давно в пустоцветах мыкаюсь,
Маюсь уже который год.
Пахнет не вереском, пахнет силосом
Тяжелый дым моего огня.
И если кого-то убить из милости,
То почему бы и не меня?

Чуть острее, чуть выше. Над небом реет авиация зимняя. Артиллерия бьет морозом навылет – поддых и в сердце. И мечтается сдаться, упасть, согреться. Закопаться в сугроб по осколки взгляда. И кричать – «Ну пожалуйста! Нет, не надо!» Не оставь меня здесь – в кристаллах света, что ломают холодную тишину. Я еще мечтаю дожить до лета, чтоб оно пришло к моему окну. Чтоб оно свернулось бродячей кошкой, разогнав ободранных голубей. Чтобы небеса над песчаной крошкой стали хоть на каплю, но голубей.
Но арт-подготовкой дробятся скулы, распинает тело мое на льду. Смерзшиеся губы моей скульптуры шепчут «Я найду тебя, я дойду». Ведь за перекрестком, за поворотом, на рассветном утреннем берегу – след ведет цепочкой к моим воротам. Кошки, замерзающей на снегу.