Сказочки

Лунный заяц

Ночь над городом стояла лунная. Из тех, что девушки издавна выбирали для встреч с любимыми и собирания иголок для шитья. На берегу реки, широко расставив ноги и взглядом пытаясь достать до горизонта, стоял молодой человек. Луна ласково бросала на него серебряные лучи, но ему опять было не до нее. Сегодня он просто думал.
«И чего ему неймется, – думала луна – Ходит-ходит, что-то ищет сам с собой разговаривает, больше недели на одном месте прожить не может».
А он вспоминал…
Пожалуй, все началось с Кролика Питера. Читанные в детстве истории навсегда поселили в душе веру в чудесное и суеверность, которую некоторые его циничные знакомые считали верхом глупости. Однако ж, при виде черной кошки, торжественным маршем пересекавшей дорогу, дружно хватались за пуговицу и сплевывали через левое плечо: «Эх, будь ты неладна…». Самым близким другом и по сей день оставался для него заяц Прошка, вместе с отцом встречавший их с матерью из роддома. У Прошки были такие раскосые глаза, что если долго смотреть в них, мир вокруг чуть искривлялся, но, как ни странно, становился проще и логичнее. Сейчас Прошка спал в рюкзаке. Пожалеть бы надо старика и оставить дома, но это казалось ничем неприкрытой изменой, а за добро надобно было отвечать добром. Это он твердо усвоил. Как впрочем и на зло, но это не всегда хорошо получалось.
Он не смог бы четко назвать момент, когда родной город стал для него тесен. До поры до времени он терпел, надо было закончить образование, чтобы сетования родителей по поводу непутевого сына стали хоть немного более зыбкими. Да, впрочем, не в этом дело – терпел, пока терпелось.
Началась чехарда переездов. Сначала они объяснялись вполне бытовыми причинами: не подошел климат, не устраивала работа… Но это так, для других. Однажды он даже подумал, что успокоился. Встретил ее. С полгода они снимали квартиру и любили друг друга как кролики. А потом пустота вернулась, и она даже не возражала, когда он собирал вещи.
Путешествовал, конечно, зайцем, если попадались подходящие маршруты. Или пешком шел. Дважды в пути видел настоящего зайца, перебегавшего дорогу, и немедленно поворачивал в другую сторону. Суеверия!..
И вот вчера он пришел сюда. Первым делом пошел на берег реки. Завтра он будет искать место, чтобы отдохнуть. А сегодня знакомился с городом. Город ему, определенно, нравился. А то, что первым делом он пришел на Заячий остров, было добрым знаком. Он уже отдал дань местным достопримечательностям и погладил по длинному потертому деревянному уху зайца, хранителя города и острова. Говорили, он приносит удачу.
Он стоял и чувствовал, как спокойно становится вокруг. Затихал в ушах гул перронов, и паровозные гудки больше не звали в путь. Лунные блики в воде затеяли чехарду, и сверкающие отблески больше всего сейчас походили на солнечных зайчиков.

* * * Чья-то тень неслышно шевельнулась в листве дерева. Серебристый заяц, сидевший на ветке, потряс затекшей ногой и шевельнул потертым левым ухом. Он тоже чувствовал умиротворение. Больше ему не придется скакать по неизвестным лесным дорогам и попадаться на глаза человеку, указывая ошибочный путь. Хорошо хоть остались еще люди, которые ценят его заслуги. Взять вот, пожалуй, случай двухсотлетней давности. Не перебеги он дорогу карете призрачной лунной ночью, и одним висельником с Сенатской площади или узником Сибири стало бы больше. А великим произведением – меньше. Как он там писал: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Воздвиг, воздвиг, но с чьей помощью? Вот и еще один путь завершился счастливо. Теперь и зайцу пора домой. Он вздохнул и серебристой нитью скользнул в небо.

Дар Саламандры

Он так долго шел на север, что потерял счет дням. Сначала путник ориентировался по солнцу, но постепенно его свет затмила звезда, указывавшая ему направление. Люди прозвали его странником, но имя не было истинным. У похода изначально была одна цель.
Странник чувствовал, что конец пути близок по тому, как тоскливее пела вьюга, и мокрый снег забивал глаза, заставляя повернуть обратно. Он не чувствовал холода, образ горящего костра пробивался к нему сквозь метель. Он встречал людей на своем пути, но никогда не просил ни еды, ни крова. Боялся, что начнут отговаривать его от продолжения пути или, что вернее, сочтут безумцем. Тому, что видел он в своем путешествии, не поверил бы никто, поэтому он никому не рассказывал историй, по примеру других путников. Он видел целые города, оставленные жителями по неизвестным причинам, медленно приходящие в упадок они служили приютом ветру. Он видел яркие пожары страсти и ненависти, которые постепенно покрывались серым пеплом забвения. Он видел красные цветы любви, которые вяли от недостатка внимания.
Он давно уже преодолел предел удивления, поэтому когда увидел посреди снежной пустыни огромный каменный очаг, из которого вырывались языки пламени, почувствовал только раздражение. Но не приблизиться к огню он не мог, на продолжение пути нужны были силы, и тепло, окутывавшее его по мере приближения к очагу, обещало их. На решетке, сковывавшей огонь железной клеткой, дымилось вино в серебряном кубке. После первого же глотка вьюга стала мурлыкать колыбельную, а снег голубым шатром закрыл от внешнего мира его краткое прибежище. Очаг разгорался все ярче и вдруг вспыхнул так, что цепь решетки разорвалась на отдельные звенья. Огненный всполох на миг ослепил его. Открыв глаза он увидел воплощение огня, танцующее в гаснущих искрах.
– Дочь Дракона, – пораженно прошептал он – Саламандра!
Она танцевала в каменном круге, и каждое движение было исполнено огненной страсти.
– Тебе повезло, путник, ты сможешь согреться перед последним походом.
– Но мой путь еще не закончен!
– Не слишком ли ты самонадеян, чтобы отметить то мгновение, когда тебе придется остановиться?
– Ты права, но я шел так долго, я всем пожертвовал ради этого пути!
– О, я знаю это, но, утешься, ты почти достиг цели свого путешествия, я сама провожу тебя дальше.
– Чем смертный может заслужить милость древнего божества?
– Это право принадлежит тебе по рождению… Скоро закончится ночь, и мы отправимся в путь. А пока я хочу рассказать тебе одну историю:
«Далеким южным городом правил некогда тиран. Наверное, жители сами заслужили такого правителя, потому что искали счастье в битвах и завоеваниях. Возможно, он не был так ужасен, как рассказывают о нем легенды, но одно событие будет преследовать его вечно. Однажды в городе появился поэт. Его песни пленяли слух любого, кто их слышал. У самых стойких и закаленных битвами воинов он вызывал слезы. Женщины распрямляли согнутые заботами плечи. Страхи оставляли детей и стариков. Поэт пел о неведомой северной стране, где в домах никогда не гаснет огонь, где не бывает голода, потому что град обходит посевы стороной, где слезы бывают только от счастья, а на конце каждой радуги спрятан горшочек с золотом. Он называл эту страну страной дракона и говорил, что путь туда лежит в направлении северной звезды. Многие жители собирались пойти с ним, когда он покинет город. Уйти они не успели. Теплым весенним утром жителей домов на центральной площади разбудил голос глашатая, зачитывавшего приказ правителя города:
– Человек, именующий себя поэтом, нашей волею объявлен колдуном, смущающим умы безвинных горожан. Искупление вины возможно смертной казнью, коей выбрано сожжение на костре.
На площади поднялся тихий гул, который обычно предвещает пришествие урагана. Но разразиться стихии в тот день было не дано. Духу ли не хватило горожанам или недостаточно было веры в чудо, но казнь свершилась. И первый факел к костру был поднесен тираном. Что удивительно, лишь только погасли последние искры и ветер унес дымный смрад костра, жители забыли не только о казни, но и о том, что когда-то в городе жил поэт. Его песни не забыл лишь один человек, но спустя несколько часов после казни он бесследно исчез из города».
Ледяной ветер разметал голубой снежный шатер и, казалось, пробрал путника до самого сердца.
– Я всего лишь хотел защитить свой народ! Я избавил их от колдовства и лжи! – выкрикнул он.
– Ты избавил их от мечты… Почему же ты сам последовал за лживыми словами поэта?
– Холодно, как холодно… – шептал путник – А ему, было жарко и от жара лопалась кожа… Страна Дракона… Значит, нет ее, и я был прав?
– Посмотри сюда – сказала Саламандра и языки пламени, окутывавшие ее ноги, становились все жарче. В мареве, поплывшем от них, медленно проявлялась незнакомая земля: небольшие деревни, плодородные поля и люди с удивительно светлыми лицами. С запада на восток протянулась широкой лентой радуга, отражавшаяся в реке. На мостке, перекинутом с одного берега на другой, сидел молодой человек и наигрывал на флейте знакомую мелодию.
Путник прикрыл глаза и заледенел на пронизывающем ветру. На лице его двумя сверкающими дорожками застыл лед.
– Холодно… – застывшие губы с трудом повиновались ему.
– Ты больше не будешь чувствовать холода – сказала Саламандра, дотрагиваясь до его лица и опаляя своим дыханием. От ее прикосновения растаяли ледяные дорожки на щеках и ушла холодная настороженность из глаз.

Жители города видели, как тиран поднес факел к костру. Жадное пламя легко перекинулось на сухой хворост. Но никто не заметил как несколько юрких искорок, похожих на ящерок, скатились на мантию правителя. Через мгновение на площади пылали два костра. Это был последний дар Саламандры.

Не сказочки

Жизнь одна

Она гуляла сама по себе. Кошка. Так ее звали все, кто знал или делал вид, что знал. Дети первым произносят слово «мама», она же отчетливо сказала «мяу». По крайней мере, так гласило семейное предание. Она любила петь. Не умела. Но любила. С этим пробовали бороться. Безуспешно. Поэтому в очередной раз заслышав рулады из ванной, домашние спешили прибавить звук телевизора, а из комнаты брата доносилось раздраженное «Опять кошку мучают!..» Не помогало. Она любила ночь, молоко (правда, всем его видам она предпочитала сгущенное) и серый туман, в котором легко можно было затеряться. Она часто влипала в сомнительные ситуации, но выпутывалась из них без царапин, не повредив драгоценной шкурки.
Она всегда приземлялась на четыре лапы. Почти всегда. Однажды избитая истина все же не сработала. Однажды… когда она встретила его. Рыжий пушистый Кот с потрясающей красоты зелеными глазами смутил тот вечный покой, в котором, казалось, застыла ее душа. Они сидели на крыше и молчали обо всем на свете. Им не нужно было слов. Зачем? Она впервые увидела звезды в небе. Раньше там жила лишь луна. Загадочная, манящая… И одинокая. Было хорошо. Она впервые поняла, что это слово, оказывается, не просто излюбленный штамп, маскирующий отсутствие воображения.
Все ушло внезапно. Нет, ничего страшного не произошло. Кончился март. Рыжий Кот вернулся в реальность – к уютным домашним тапочкам и подогретому молоку. Она долго сидела на крыше, ожидая появления звезд, но в эту ночь их свет скрыли серые облака. Была Луна, но она к себе больше не манила. Она сидела долго, впитывая в себя ночной холод, и чувствовала, как возвращается Ее душа в ледяные доспехи. Когда щелкнуло забрало, скрыв от внешнего мира глаза, она была готова к новой битве.
Жизнь одна? Чушь! Осталось еще восемь…

Яблоневый цвет

Старая женщина устало присела на скамейку. Яблоня над ней, как и каждую весну вот уж много лет подряд, распустила свои ветви, защищая Елизавету Петровну от жаркого полуденного солнца. «Стара, стара стала подруженька…»
Это дерево посадил еще ее отец в тот год, когда они переехали в новый дом. Сажал и говорил: «Вот, Лизочек, тебе подружка будет. Ты растешь, и она растет». Так и вышло. Ухаживала Лиза за своей «сестренкой» несколько лет, пока не поманило ее своим крылом счастье залетное.
Приехал как-то в их деревню парень молодой, ничего так на лицо симпатичный, кудри штопором… Учителем стал работать. Девчата деревенские все по нему сохли, а он ходил гоголем, да свысока на всех поглядывал «Вот, те, мол, я городской, приехал вас уму-разуму учить». Рвалась и Лиза к нему, да только не потому, что сильно по нраву он ей был, а потому, что интересно с ним говорить было. О чем разговаривать с местными, когда они кроме своих подсолнушков и тракторов не видели ничего?
Да разговоры-то разговорами, а на деле ничем не лучше прынц городской оказался. И руки у него туда же тянулись, что и у деревенских. В общем, после трех месяцев таких встреч с разговорами поняла Лиза, что замуж ей пора. Да поделиться-то своей бедой не с кем. Из родных – только сестра старшая, которая ее в войну трехлетнюю вытянула, так не поймет она… Рассказала дружку лучшему Вальке под секретом смертным, а он ничего лучшего не нашел, как морду городскому набить. Сплыл женишок, только его и видели, ночью, говорят, чемоданы паковал.
От стыда, да разговоров деревенских сбежала Лизка тогда далеко-далеко, благо комсомольские стройки еще популярны были. Сынок родился, Павлушей назвала. Шла жизнь, обычная как у всех, да вот царапала иногда мысль, что бросила она подружку-яблоньку в деревне. Сестра писала время от времени, звала назад, говорила, что все в деревне изменилось. А то Лиза не знала, коли в городе все словно помешались. Вертела жизнь людьми, как хотела, с каждым годом все крепче затягивая в самый центр спирали. Вот и сын ее единственный не устоял перед соблазнами, угодил в самое яблочко. Вернее, в него угодили, аккурат в сердце пуля попала. А кто стрелял, не нашли.
Тем годом еще и сестра померла, оставив Лизе в наследство развалившийся домишко в деревне. Отплакала-отгоревала, да что ж дальше делать… Никого у нее не осталось, ни кровиночки родной на всей земле. Больше всего жалела, что от Паши следа не будет, теперь уж никакого. Решилась, собрала вещички, благо немного их за всю жизнь и нажила, и поехала домой.
Шла улицами знакомыми, да вроде и незнакомыми. А у калитки родной вдруг села, не смогла дальше идти. Яблонька родная, будто издалека узнав ее, махнула веточкой. И ей несладко в разлуке пришлось, один слабенький побег от красивого дерева и остался. Давно яблонька скучала. Сестра все писала ей в город, что уберет дерево, да Лиза не позволяла. И тут впервые наверное, за долгую четверть века впервые, залилась Лизавета горькими слезами. А после собралась с силами и пошла жить. В первую очередь дерево выходить надо, все ей чудилось, что в яблоньке сила ее жизненная, умрет дерево – и ей этого света не видеть.
Выходила. Отошла яблонька, отскучала свое. А через год и зацвела, и первые яблочки с дерева Елизавета Петровна попробовала. Валюха приснопамятный, единственный из старожилов в деревне оставшийся, помог дом подправить. А ночью июльской, грозовой, да лихой постучалась в старую лизаветину калитку судьба.
Молодая женщина, осунувшаяся, с запавшими больными глазами держала за руку мальчика. Ничего такой на личико симпатичный, кудри штопором… Отпоила чаем с малиновым вареньем гостью незваную, а за разговором узнала, что родом она из города, где прынц ее несчастный проживал, а уж по имени и подавно догадалась, чья дочка к ней пожаловала. Ничего не знала Катенька об их разговорах по ночам, и чем все это закончилось. И не надо. А история ее оказалась Лизиной не чета, хлебнула горюшка аж до самого донышка, как говорится. Муж ее в те же сети, что Павел попал, да так же там и остался, мало того еще и женой поручился, что вернет все. Кончилась свободная жизнь у Катеньки, могла бы и вообще окончиться, да приглянулась она главарю местному, бегала за ним, долгих четыре года бегала, все ради сына, ради Ванечки. Знает жизнь, чем бабу, коли надо, к стенке прижать. Натешился хозяин неласковый и выкинул ночью грозовой на дороге заброшенной. Да ладно и так, все ж жива осталась, многим ее предшественницам и того не дано было.
Осталась Катенька у Елизаветы, как сказала, воздуху вольного вздохнуть. Да как-то само собой получилось, что прижилась. Лиза теперь и своей жизни без нее, а особенно, без Ванюшки, не представляла. Вот, видимо, и пришло то время «камни собирать», о котором его непутевый дед ей ночами рассказывал. Ну да ладно, Царствие ему Небесное, если и виновен чем перед ней был.
А через год появились у яблоньки два новых побега…

Отредактировано Дюдюка (2009-10-01 16:43:56)