Отмоли меня, обмани меня, приходи,
будь простым именным жетоном мне на груди,
серым небом над головой, и атлантом, и
тишиной у меня снаружи
темнотой у меня внутри.

Понимаешь, ты до сих пор мне и меч, и щит.
Ты умеешь смеяться так, что броня трещит.
И приходится закрываться, считать до ста,
ибо каждое слово жжется, как кислота.

И пускай нам с тобой вышел срок еще год назад,
я сказал далеко не все, что хотел сказать.
Столько лет прошло, а все так же в твоих глазах
пост-военная хроника,
черные
небеса.

думаешь, думаешь, дума...
ешь макароны с салом,
думаешь брату оставить,
брату, зависшему в DOOM'е
в мертвом, усталом DOOM'е

слушаешь, слушаешь, слуша...
ешь бутерброды с чаем,
слушаешь, маму качает
мама в холодном душе
плачет в холодном душе

путаешь, путаешь, пута...
ешь сигареты с дымом
путаешь папу с румыном,
с кровью, с Гривицким редутом,
грязным, холодным редутом

падает, падает, падает
папа замертво падает
убит под запыленной Плевной
забытой, запыленной Плевной

падает, падает, падает
брат убивает и падает

мама плачет

плачет в холодном душе
противном холодном душе

папа закрылся в книгу
брат закрылся в игры
мама закрылось в ванной
ты уходишь за дверь

Недолеченным тиком, неврозом.
Суевериями и молитвами...
...Дуть на рифму, обжёгшись прозой,
Пить остывшее молоко литрами.

Мешать серебро, ртуть и олово,
На зыбкой поверхности зеркала,
Растворить в нём минувшее, прошлое
Чтобы будущего наверняка не было.

Вот так я остаюсь с тобой:
Мягкостью ста тысяч лисьих хвостов,
Электронно-гигобайтной волной
Напечатанных наполовину слов,
Не признающих себя за мной,
Но упорно рвущихся в бой,
И
Ломающих строй
В бессилье.

Вот так со мной остаёшься ты:
Хрустальным воздухом в октябре
Определением красоты
Не записанным в словаре
Лишь по причине слепоты
Составителя. Строги, просты
Но
Невыразимо пусты
Его страницы.

***

Вот так ты оставляешь меня:
Неслышимостью звука
Безысходностью круга,
Невыразимостью чувства,
Чопорностью искусства
Ведения споров века,
Сном в приближении снега,
Так, завершением дня,
Ты и оставляешь меня.

Вот так я оставляю тебя:
Хороводом масок,
Неощутимостью ласки.
Неслышимостью смеха,
Неустранимой помехой
Для прикосновенья -
Сильным жаром горенья.
Так, осень насквозь проходя,
Я и оставляю тебя.

Велосипед, воздушный змей, блики на хроме от солнца.
Его детская кожа – грязная бронза.
Он едет на небо в пыли, поднятой от жёлтой дороги,
сделав круг, опускает в золотое свечение ноги…

Да, это правда, все именно так как ты видишь -
эта дорога тебя ведёт в синее небо.
Ты это знаешь, но всё-таки спросишь у змея,
он, смеясь, подтвердит.

Велосипед скрипит, как у корабля скрипели бы реи,
пыль налипла вокруг детской шеи,
в рисованной мордочке змея радость и смех,
он сказочной птицей ведет тебя вверх.

Велосипед, воздушный змей, блики на хроме от солнца.
Он едет на небо по пыльной и желтой дороге.
А небо, это не бо, ребёнок так учится говорить,
Небо – не бо,
небо – не больно.

Маленький мальчик и ржавый велосипед,
уже красное золото пыли,
это закат, и уже скоро свет
оставит воздушного змея крылья.

и потому так без толку и тщетно
чуть лучшее чем ты гнусавит альтер эго
всё в эту пору сгинет и исчезнет
засыплет намертво стерильным первым снегом
есенинские тополи и лехи
березки золотом, зачахнувшие ивы
жратва, бухло и плотские утехи
так далеки и будто бы противны
смотреть в окно на серые просторы
не гнуть уста, не хмурить ночью брови
так хочется без ссор и разговоров
какой-то там неведомой любови
чуть большей чем минет и вялый петтинг
застывшей в воздухе, слегка тревожной
увязнуть в омуте, попасть в тугие сети
смотреть в глаза, молчать и трогать кожу
всё в эту пору - мраморные воды
текут к твоим распахнутым ладоням
вот так, смотря на облачные своды
ты в первый раз как будто что то понял
такое, что не вырезать по стопам
не выписать в стихе убитому по пьяну
а просто видеть в искривленных тропах
на высохшем истоптанном бурьяне
всё в эту пору лиственных коррозий
уйдет в ничто, в космическую негу
и самого тебя под первые морозы
засыплет намертво стерильным белым снегом