рассказ

Наверное, мне суждено было прожить треть жизни, чтобы осознать, как сильно влиял на ее течение инстинкт самосохранения. Если бы не он, я бы уже с десяток раз реинкарнировался в других телах…
Первый, яркий случай этого влияния врезался в память из далекого детства, когда мама, меня, сонного, вела в детский садик по заросшему узкому переулку. Небольшой участок дороги, для пятилетнего мальчишки казался целым сказочным лабиринтом с торчащими из кривых заборов кустарниками, с нависающими до земли ветками фруктовых деревьев, с причудливо выпирающими из гравийного покрытия дороги разноцветными голышами… Да мало ли что могло показаться сказочным в то неповторимое время детства!
Впереди уже виднелась улица с мчащимися машинами и тротуаром – оставалось совсем немного. Вдруг слева послышался угрожающий рык. Огромная, как мне тогда казалось, лохматая голова рыжей собаки наполовину протиснулась через редкий забор из старых, почти черных от времени,  досок. Я до сих пор, с неприятным холодком в спине, вспоминаю тот налитый кровью глаз… Второй вытек, наверное, после жестокой схватки с собратом, но тогда я этого не понимал, и отсутствие глаза вызвало у меня чуть ли не панический страх. С челюсти пса свисала тягучая слюна. Рык повторился, и голова вылезла еще немного. Я крепче сжал мамину руку и потянул в сторону правой ограды.
Мама улыбнулась:
- Сына! Собачка за забором, не бойся. Пойдем быстрее, мы опаздываем!
Но я упорно тянул ее в траву, щедро росшую на обильно пропитанной сливом из соседнего огорода земле. Мама совсем не хотела брать меня на руки, чтобы потом вместе прыгать по редким сухим кочкам, перебираясь через преграду. Собака притихла. Только большой язык болтался от дыхания, да глаз сверкал красным блеском ярости.
- Вот видишь? Она успокоилась и не помешает нам быстрее пройти. Лёшка, ну не капризничай.
Я же – как вкопанный стоял на безопасном расстоянии. Мама попыталась силой потянуть меня вперед, на что я непроизвольно заплакал и сев на корточки, выдернул руку. Затем метнулся к правому забору и тут же влез в мокрую жижу раскисшей земли, не видимой через густую траву.
- Леша! – голос мамы стал нетерпеливым и требовательным, - Мы очень торопимся! Ведь мы уже сто раз здесь уже проходили! Ну, куда ты! Господи!
Бесполезно. Я был готов драпануть в обратную сторону, но только не мимо собаки. Действительно, я не раз видел ее морду через щели старых досок, но всегда проходил мимо недоверчиво, опасливо оглядываясь до тех пор, пока рыжие пятна в щелях не исчезнут. Но в этот раз что-то меня не пускало – словно непреодолимая преграда.
Мама, издав звук чрезвычайного недовольства, шагнула ко мне и, взяв меня на руки начала осторожно пробираться в густой траве. Я вцепился в нее, трясясь в необъяснимом страхе и крепко зажмурив веки. И тут раздались глухое низкое многократное «Гав» и треск ломающегося дерева. Эти звуки слились в один – даже гоготание гусей за забором вмиг утихло – в звук неизбежной ужасной опасности.  Непроизвольно приоткрыв глаза, сквозь дрожащие ресницы я увидел, как разлетелись хлипкие доски, и огромное рыжее тело с раскрытой зубастой пастью летит на нас. Я вжался в плечо мамы, а мама в преграду забора справа. Совсем близко клацнули желтые ужасные клыки… Цепь рванула пса назад.
Рыжее чудовище бесновалось в метре от нас, заполняя все сознание диким, до хрипоты, рыком и воем бессилия. Мама, бледная до неузнаваемости, сбросив оцепенение, боком осторожно начала продвигаться вдоль забора, пока не почувствовала твердую землю. После этого она, в несколько шагов покинула опасную зону. Пес, удовлетворившись положением хозяина, внезапно успокоился и, порычав нам вслед, скрылся за проломом забора…
Мама поставила меня на землю и, присев на корточки, вдруг заплакала, неистово обнимая и целуя меня:
- Лёшенька, сыночек! Ты испугался, маленький? Мы больше никогда не будем здесь ходить, честно-честно! – всхлипывала она, то прижимая меня к себе, то отводя руки.
- Мамочка… - я не узнал свой голос, - ты тоже испугалась?
Я гладил ее по голове и шептал:
- Не бойся, мамочка, собачка уже ушла, пойдем в садик.
Сердце постепенно успокаивалось, а мама, до самого садика – нет.

Все мальчишки - рано или поздно начинают драться со сверстниками. Я тоже не отличался от остальных, но делал это не бездумно. Скорее, даже не так. Иногда меня останавливало какое-то чувство опасности, и тогда я не лез в драку, не отвечал задирам. Почему? Ведь я знал, что не боюсь их! Но это чувство просто запрещало мне принять вызов здесь и сейчас, и я не мог ничего с собой поделать. Хотя позже, в другой раз мог легко надавать тумаков тому же обидчику…  Бывали потасовки с мальчишками из параллельных классов, причем – «куча на кучу», от одних я непроизвольно отказывался, а в других показывал себя чуть ли не атаманом! В результате – в первых случаях -  результат схватки доходил до больниц (кто-то метнет камень или не побрезгует палкой), в других же – драки обходились без особых жестокостей. Что-то охраняло меня от травм по жизни. И в школе, и в техникуме.
А после, во время службы в армии я чуть не «загремел» в дисциплинарный батальон за отказ бежать в учебную атаку.  Я просто не выскочил из окопа вместе со своим отделением… Та же неведомая сила распластала меня по земле, когда сослуживцы с криком «Ура!» ринулись на несуществующего врага. Командир взвода орал матом: «Да во время войны я бы тебя на месте расстрелял!» А через две секунды прогремел взрыв, унесший жизни двум моим армейским друзьям… Оказалось – сдетонировала авиабомба, невероятным образом «выжившая» в земле со времен войны.  И это – на полигоне, за много лет сотни раз перепроверенном саперами и перепаханном учебными стрельбами тяжелой артиллерии и  танками…  Огромная воронка в рыжей земле зияла оскалом пасти собаки из детства, и центр ее напоминал красный от ярости глаз.
Я стоял на её краю, а санитары собирали разметанные на десятки метров останки ни в чем не повинных парней. Все происходящее было как в тумане. Взводный подтолкнул меня в плечо в сторону собравшихся в кучу солдат.  После был разговор с глазу на глаз, и меня перевели дослуживать в другую часть. Моему делу ход не дали, просто избавились от «труса» и всё. Понимали, что в числе погибших мог оказаться и я. В общем – жуткое и одновременно – липкое, как пот, заливший меня тогда в секунду, воспоминание.

Вернувшись после службы в армии домой, я устроился на завод тяжелого машиностроения. Завод был союзного значения – на нем производились и отправлялись по всей стране и за границу, в социалистические страны,  огромные станки различного назначения. Вскоре там произошел случай, который еще раз подтвердил – инстинкт самосохранения у меня развит сильно.
В цехе я сдружился с двумя рабочими. Генка Вихров – молодой парень, три года – как из армии, считался уже асом в своем деле. Балагур и любимчик женского персонала цеха, он быстро стал родственной душой мне, увальню в этом вопросе. Частенько, пытаясь познакомить меня с одной из своих подружек, он терпел фиаско: я ни в какую не шел на сближение.
- Чего ты боишься? Хочешь бобылем помереть?
- Да ну их, Геш… Не хочу я. Успею, - всеми способами отказывался я.
- Ну, ну! А я вот, боюсь… Не успеть всех… того! – скалился Гена, больно хлопая мня по спине. Сильно-то он не хотел, но с его громадным ростом, под два метра – лапа была внушительной. Он иногда и кран не мог дождаться, что бы приладить ту или иную деталь – хватал и, крякнув, ставил буксу или шатун на место. А потом довольно улыбнувшись, сплевывал сквозь зубы; «Учись, школота!» Я не обижался – что-то тянуло к этому простому парню.
А Лёлик – мой тезка, дядя Лёша (и почему его так звали работяги из цеха?) был старше в два раза. Часто, во время перекуров я приходил к нему, что бы посидеть, послушать неторопливую речь, тихий смех над анекдотом, которых я знал множество, по любой теме и умел рассказывать, да набраться житейской мудрости из его насыщенной жизни. Дядя Лёша обычно обедал на рабочем месте – жена собирала простой обед из одного блюда – либо баночку с супом, либо второе. Ну а чай – заваривал тут же, в коричневом от времени, не отмываемом чайничке. Мы же с Гешей ходили в столовую, благо на рубль можно было взять комплексный обед и наесться до отвала. Впрочем – Генке с его ростом рубля явно не хватало, потому, что он всегда к комплексу добавлял стакан сметаны и здоровенную булку.
В тот страшный день дядя Лёша пошел с нами в столовую. Гена не утерпел, подколол:
- Что, Лелик? Ночь была слабой? Жена кушать не собрала?
- Иди, брехун, спокойно, пока зубы целы!
- Ну да… Своих нет еще и мои посчитать хочешь? А допрыгнешь? – не успокаивался парень, подтрунивая над невысоким товарищем.
С шутками мы подошли к воротам цеха, весь проем которых занимал тяжеловоз «Урал» с платформой. Обычно, на таких привозили самые основные детали будущих станков – станины. Многотонные железяки разгружались здесь же, краном, а потом развозились по цеху к местам сборщиков. Места для прохода совсем не было – разве протиснуться. Я махнул рукой и пошел в обход, а Геша и Лёлик поленились. Стропальщик замахал на них руками – нельзя! – но… свои люди же: «Боря, мы быстро!»
Кран оторвал махину станины от платформы и поднял на два метра. Я услышал треск, словно свистящий выстрел и тяжелый удар. Мгновенно обернувшись, я увидел с ужасом, что станина, провалив платформу, падает на бок в том месте, куда нырнули мои друзья… Время - словно остановилось. Крики… крики.. крики… Откуда-то место происшествия наполнили люди – рабочие, мастера, обслуживающий персонал – все виделось мне через пелену ужаса осознанной трагедии. Я сел на промасленный пол и обхватил голову руками…  Какие-то секунды решили судьбу двух людей. Выбраться из западни было физически не возможно. Махина накрыла дядю Лёшу и Генку. Первый скончался на месте, а молодой организм Вихрова боролся еще несколько минут. Но я этого не видел, находясь в таком глубоком шоке, что до конца дня не мог прийти в себя, прикуривая одну сигарету от другой, пока меня не вырвало здесь же, на глазах десятков сотрудников…
Над картиной трагедии долго покачивался огромный крюк пятидесяти тонного мостового крана с остатками цепи, использовавшейся для транспортировки больших станин. Я смотрел на него завороженно и вдруг понял, отчетливо осознал, что то, что называется инстинктом самосохранения, в очередной раз отвело меня от смерти.  Я словно чувствовал – не надо мне идти через опасную зону… Бедные Гена и Леша… Бедные? Теперь жалеть нужно только их семьи, оставшиеся без кормильцев.

Ангел-хранитель, Провидение, Инстинкт самосохранения – как бы это не называлось, но оно еще не раз спало меня от смерти, которая сопутствовала по всей моей жизни. Наверное, так уж суждено мне было - пройти через много испытаний.
Оно спасло меня от смерти во время пожара, когда этажом ниже в нашем доме взорвался баллон с газом и пламя за минуту охватило наш старый двухэтажный деревянный дом в старом районе города, где я снимал квартиру. Тогда за пару минут до этого я вышел на балкон покурить. Это в два часа ночи! А ведь раньше я никогда не вставал, чтобы покурить ночью! Мне удалось спрыгнуть на землю, отделался вывихом… А половина жителей сгорело, не успев проснуться.
Оно отвело меня от гибели на воде, когда в последний момент, уже поднимаясь по трапу на прогулочный теплоход, я вдруг развернулся и вернул билет в кассу. Борт старенького теплохода пробило бревно-плывун. Такие встречаются на реках – как заблудшие отшельники, в паре метров ниже  воды, напитанные ею, они бродят, выискивая свои жертвы.  В тот раз погибли люди, а ведь я так и не научился плавать за всю жизнь…
Оно предупредило меня не идти на охоту, когда разорвало карабин, мной же обстрелянный не раз, с которым я был должен охотиться с друзьями на зимнего зайца…
В конце концов, я настолько научился прислушиваться к этому чувству самосохранения, что был готов на любые авантюрные мероприятия, если оно мне разрешало это. Я верил ему, слепо и безгранично, приняв как догму – со мной ничего не может случиться плохого, а тем более – трагичного.  Но вот произошло такое, что не просто подорвало – сломило мое мнение о своей исключительности раз и навсегда. Я встретил Асю.

Наверное, я и раньше мог ее встретить, потому, что мы ездили на одном и том же автобусе десять раз в неделю – на работу и с работы. Она была машинисткой и работала в инженерном корпусе на нашем заводе. Жила на остановку дальше меня, в одном районе – пять минут пешком. Но в тот день, почти в канун нового года я увидел Асю в переполненном автобусе впервые. Она просто попросила прокомпостировать билет. Я выполнил ее просьбу и… больше не мог оторвать взгляд от ее карих глаз, от пухленьких губ с неяркой помадой, от тёмных озорных кудряшек, выбивающихся из-под спортивной шапочки. Она вся была какая-то спортивная – стройная, невысокая, в обтягивающей куртке и джинсах, с веселым румянцем на щеках. Вздернутый носик говорил о задорности характера, а горящие глаза только подтверждали это. Скорее – она была метиской – я не очень разбираюсь в лицах, но что-то восточное в ней было – факт. Люди давили, толкались, и мне вдруг очень захотелось оградить ее своим телом от всех.
Я протянул руку и привлек девушку к себе, одновременно развернувшись спиной к толпе, а ее - пропуская ближе к окну. Она благодарно улыбнулась. Следующие три остановки я не заметил, пропустив свою. Девушка сказала:
- Мне выходить. Джентльмен пропустит?
- Да, да… Конечно…
Я глянул сквозь замороженное окно – проехал!
- Мне тоже.
Я начал пробивать дорогу к выходу. Выйдя первым – протянул руку. Девушка на секунду замялась, но подала свою.
- Спасибо! – снова сверкнула она глазами и повернула вправо, чтобы обойти автобус. Я бросился за ней.
- Девушка!
- Да? – обернулась она и остановилась. На меня накатила паника. Я, тот, который никогда не знакомился с девушками, осмелился её окликнуть! А что же дальше? Я стоял, совершенно не зная, что делать. Вид мой был, наверное комичным – кудряшки весело дернулись и девушка засмеялась.
- Мне можно идти?
- Разрешите проводить вас… - я не узнавал свой голос.
- Да пожалуйста! – не возразила она.
Так мы и шли – незнакомка на два метра впереди, и я – как верный оруженосец Санчо Панса – в почтительном отдалении. Она несколько раз оглядывалась, ввергая меня в первобытное смущение. Наконец мы подошли к ее дому – новой пятнадцатиэтажке в центре района.
Открывая дверь подъезда, девушка еще раз обернулась.
- Спасибо, мужчина! – весело поблагодарила она, намереваясь войти. И все? Я почувствовал легкую панику. Вот так – уйдет и я больше её не увижу?
- А можно…
- Что? – тут же отреагировала она.
- Можно спросить… - я совсем потерялся в своем смущении, - как вас зовут?
Последние слова я выдавил почти шёпотом.
- Ох и мужчины пошли!  - рассмеялись кудряшки. – Асей меня мама назвала! Теперь я пойду?
- А я… Алексей… Пронин…
- Ну, до свидания, Алексей Пронин! Спасибо за охрану! – Ася впорхнула в проем двери, а я остался на улице, освежаемым легким ветром с первыми снежинками надвигающегося снегопада.

После, я ее не раз видел в автобусе, стараясь подобраться как можно ближе.  Ася играла со мной, сверкая глазами, улыбаясь в ответ на мою улыбку, пока сама не завела однажды разговор. Я бы не посмел сам его начать. Вскоре я начал поджидать ее на проходной, чтобы вместе «вбиться» в автобус. А еще позже – выходил из дома много раньше, бежал остановку назад, чтобы встретить ее у подъезда и вместе ехать на работу. Постепенно отношения обрели форму дружбы, темы наших разговоров расширялись, я узнал, что она живет с мамой, она – что я живу один, а мои родители – в другом городе. В общем – я осознал, что эта веселая девушка – то, чего мне так не хватало в моей жизни.
Прошел месяц после нашего знакомства. Однажды, после очередных проводов до ее дома Ася предложила:
- Давай залезем на крышу?
- Зачем? – искренне не понял я.
- А просто так! – озорно ответила она, и добавила: - Я всегда обожала смотреть на город с высоты! Это так интересно – ощущать себя чуть ли не в полете! Кайф высоты – моя слабость!
Я не мог разделить этого влечения. С детства просто был не в силах подойти к краю крыши или обрыва. Наверное – Инстинкт не позволял. Но сказать об этом Асе – было бы для меня великим позором. Глупец! Ну почему сразу не признаться? Почему не рассказать о своей слабости? Нет! Только не это! Я представил ее насмешливое выражение лица и сразу согласился:
- А давай!
Мы поднялись на лифте до упора вверх. Ася со знанием дела – видно не в первый раз, повела меня к последнему пролету ступеней, ограничивающемуся сваренной решеткой. В решетке была сооружена дверь, на ушках которой висел замок. Я облегченно вздохнул – обошлось. Но Ася достала откуда-то ключ, который послушно повернулся в замке. Тихонько, чтобы не шуметь, девушка сняла замок.
- Откуда у тебя ключ? – задал я логичный вопрос.
- Случайно подошел. У нас дома связка ключей от папы осталась – он был любителем мастерить – чего только нет дома!
Мы вышли через маленькую дверцу на крышу. Колючий ветер кинул охапку снега в лицо. Я поежился, а Ася сразу же направилась к парапету на краю крыши.
- Лешка, смотри, как здорово!
Я с опаской заглянул вниз. Зрелище для меня, и правда – было необычным. Громадная, непривычная высота отпугивала, вызывая благоговейное чувство уважения. По тропинкам, вытоптанным в снегу, двигались крошечные люди, торопясь в тепло квартир. То тут, то там чертили дорожки света фары машин, спешащие занять свободные еще места, что бы «поспать» до утренних суетных часов. Деревья, заваленные снегом, рисовали причудливые узоры, неведомые мне ранее. Окна домов, словно гирлянды загорались и тухли по не изведанному сценарию – в каждом шла своя жизнь, и все это наполняло меня новым, философским зрением на мир… как же мы малы и беззащитны перед величием вселенной!
Ася совершенно безбоязненно свесилась через бортик парапета, кидая снежки вниз и смеясь после удачного броска – кому-то доставался «подарок» сверху, и человек недоуменно озирался – откуда он?
- Иди ближе! – позвала она меня, но Инстинкт упорно не давал сделать мне ни шагу.
- Ты что? Боишься высоты? – дождался я «подкола».
-Да, - просто ответил я. - С детства…
- Но подержать-то меня сумеешь, рыцарь? – Ася протянула руку, я тут же за нее схватился, еще не понимая, что она хочет. Девушка безрассудно, с моей точки зрения, взобралась на парапет. Мое сердце обволокла ледяная тревога.
-Ася! – я потянул ее, но та сделала движение, дернув руку к себе… Рука выскользнула. Инерция – вещь неумолимая и бескомпромиссная. Девушку потянуло в сторону пропасти. Она замахала руками, словно крыльями. Глаза округлились в отчаянии. Непроизвольно согнувшись, Ася попыталась дотянуться до меня, но центр тяжести тела прошел точку возврата… Ноги соскользнули первыми. Последнее, что я увидел – исчезающие руки, пытавшиеся в последней надежде удержать жизнь краем парапета.
Сознание отказывалось принять увиденное. Инстинкт возрос в сотни раз, придавив ноги непосильным грузом – я не в состоянии был даже шевельнуться, и замер, в ожидании последнего крика.  В глазах стояло лицо Аси с печатью отчаянной мольбы… «Лё-ша…» донеслось словно из-за стены – я принял это как сбой воображения. Но звук повторился.
- Лё-шенька… Вытащи меня…
Я сделал шаг к парапету и заставил себя перегнуться. Парапет высотой с метр, оканчивался подобием карниза. Уцепившись за него и не двигаясь, Ася стояла, неестественно вытянувшись на самодельном козырьке балкона. Козырек был наклонным и завален снегом. Малейшее движение, и Ася бы попросту скатилась как с горки в бездну. И тут произошло то, чего я никак не мог от себя ожидать. Я лег на плиту парапета и, крепко ухватившись правой рукой за край, медленно опустил ноги на карниз…
- Лёшенька… милый… - жалобный голос девушки доносился снизу.
- Тише… Тише, Асенька… Не шевелись, замри и не шевелись – сердце вылетало из груди, я всеми силами старался не видеть всё, что ниже глаз Аси. В голове билось: главное, чтобы плита, за которую я вцепился, не отвалилась – она держалась, как мне казалось только на тонком слое цементного раствора. Я присел, потянулся, сколько мог и нащупал ледяную руку девушки. Только бы у нас хватило сил!
- Асенька… Ты возьми меня крепко за руку.
Она послушалась, и наши руки сцепились замком – за запястья.
- Теперь отпусти карниз и берись второй рукой выше. Крепче! – я чувствовал, что хватка была слабой. - Крепче, миленькая! Вот так…
Сжав, что есть силы ладонь, я попросил:
- А теперь просто повисни у меня на руке… не бойся, у нас все получится… Ну, давай!
Почувствовав, что руку натягивает груз ее тела я начал медленно подниматься на ноги, стараясь не упускать контроль над правой рукой. Она почти онемела от холода и напряжения.
- Не делай резких движений, пока не встанешь на козырек, пожалуйста, - сквозь сжатые зубы, пытался командовать я, - Так… хорошо… Теперь разожми левую руку… молодец… Возьмись за плиту, как я. Тянись, Асенька. Ну вот… Отпускай вторую руку…
Но не тут-то было! Руки словно склеились от напряжения, не размыкаясь, а помочь второй было нельзя - мы словно вмерзли в край спасительной плиты. Так и висели мы на пятидесятиметровой высоте какое-то время, пока сцепка не ослабла. Наконец, Ася второй рукой ухватилась за край плиты и попробовала подтянуться. Я помогал свободной рукой, ни на мгновение не теряя ощущения страшного магнита за спиной. Хотелось вжаться в парапет, вжаться до безопасного слияния, до растворения в атомах, его составляющих.
Всё! Ася была в безопасности. Она перевалилась через плиту, скатившись кулем на крышу. Оставалось выбраться мне. Я потянулся, чтобы ухватиться второй рукой, но случилось невероятное! Окоченевшая рука, долго сохранявшая зыбкую безопасность, соскользнула, царапнув ногтями по обледеневшей поверхности плиты. Я последним, отчаянным рывком попытался дотянуться до спасительного края и обреченно ойкнул. Меня понесло вниз. Магнит бездны оказался сильнее…
Рухнув на козырек, на котором несколько минут назад чудом держалась Ася, я скатился по нему и устремился вниз. Удар восьмидесятикилограммового тела приняли натянутые струны веревок для белья. Я дико махал руками, пытаясь уцепиться во что бы то ни было. Веревки лопались одна за одной, не в силах удержать падение. В какое-то мгновение я ощутил перила балкона, но тело уже не видело интуитивных попыток разума сохранить жизнь. Следующий удар был о козырек, нижнего балкона, сделанный более основательно и шире верхнего. Но тот же уклон не позволил задержаться ни на секунду – я по-прежнему падал.
Господи! Снова бельевые веревки! Я вцепился в них левой рукой, почувствовав страшную боль в ладони, но секунда задержки дала возможность ухватиться правой за перила. Инстинкт самосохранения взревел моим безумным голосом и я, собрав все силы рванул тело к балкону… На него выбежали испуганные владельцы и грузный мужчина в ночной пижаме метнулся на помощь… Подбежала женщина и они в четыре руки начали тащить меня к себе. Я вкарабкался на безопасную площадку и упал на пол балкона, тяжело дыша от перенапряжения…

Это я сейчас все пытаюсь вспомнить в мелочах. А тогда… Тогда, в секунды, отведенные мне для спасения, моими движениями руководил только инстинкт самосохранения. Тот самый, который выручал и оберегал меня всю жизнь и не смог уберечь один единственный раз.
Когда нужно было прийти на помощь любимому человеку. Тому, кто стал впоследствии единственным верным спутником на долгие, долгие годы…

1-2 октября 2012 год
(с) Чурсин Юрий

Отредактировано UrrY (2012-10-04 09:34:36)