Я понял это совершенно неожиданно для себя, словно озарение, понимание обрушилось на голову так же едко, как первые сто грамм после долгого перерыва обрушиваются в желудок и расползаются по всему телу.
Не было Глинки.
Глинки не просто не было, Глинки не было вообще. Отхлебнув немного пива, я отодвинул стакан и откинулся на спинку стула. Надо было собраться с мыслями и попытаться вспомнить, когда именно Глинка перестал быть. Но сделать это сейчас оказалось особенно сложно.
Едва успев проснуться, мы завалились опохмелиться в ближайший бар как раз в то время, которое нельзя было назвать ни утром, ни вечером, а слово «день» само себя вычеркивало из перечня возможных определений, будто поднимаясь из-за стола и недобро поглядывая по сторонам, оно быстро выходило за двери этого бара, оставляя после себя немой укор, который каждый из нас сейчас ощущал на себе.
Вот так, провалившись в безвременье, я понял, что у меня ничего не получится. Заглянуть в прошлое представлялось таким же невозможным, как и заглянуть в будущее.
И еще мне показалось, что Глинка перестал быть не в какой-то один определенный момент. Глинка переставал быть какое-то определенное время. Сначала исчез голос Глинки, потом исчез образ Глинки, и уже после этого исчез он сам.
- А где Глинка? – спросил я.
- Да хуй с ним, - сделав глоток, ответил Сема.
И вправду, хуй с ним, подумал я и почувствовал, как пол под моим стулом слегка пошатнулся.
***
Света принесла из кухни бутылку коньяка и пепси. Поставила их на пол рядом со мной. Расценив этот жест как отступление, я решил молчать. И как только я это решил, укор совести, смешанный с какой-то самовлюбленностью, от которой тотчас же стало невероятно мерзко, сжал мне горло, и все слова пропали куда-то сами собой. Поэтому, помолчав какое-то время, я просто смешал коньяк и пепси в наших стаканах.
- Вот про этот фильм я тебе говорила, - сказала Света, показывая на телевизор.
- Угу, - ответил я.
После этого мы просто молча пили коньяк. Когда стаканы пустели, я смешивал снова, и мы продолжали. Какое-то время я еще пытался разобраться в том, что произошло, в том, что вообще происходило, но, окончательно запутавшись, я постарался перестать думать и просто посматривал на ее шею, когда она делала глоток. Маленькая, еле заметная родинка, слегка приподнималась и опускалась. Я вспомнил где-то вычитанное определение «бархатная кожа» и удивился его точности. Еще я смотрел на ее руки, и в голову приходили другие слова из каких-то книжек, прочитанных в детстве, они четко обрисовывались в голове, но никак не поддавались языку. Вот так, погрузившись в отстраненные мысли, я успокоился и опьянел.
Когда коньяк закончился, я отнес стаканы в кухню, поставил их в раковину, а пустую бутылку сунул в мусорный пакет. Вернувшись в комнату, я увидел, что Света лежит на полу спиной ко мне, подложив под голову небольшую подушку.
Я лег рядом с ней, провел рукой по ее голове.
- Ты бы нашел себе кого-нибудь помоложе.
Я захотел что-то ответить, что-то совершенно важное, но пропавшие куда-то слова никак не хотели возвращаться, вместо них на меня обрушилась и придавила к полу усталость. Поэтому я молча пододвинулся ближе к Свете и, просунув руку под футболку, начать гладить ее спину. Сначала провел ладонью вверх до родинки на шее, потом указательным пальцем вниз по позвоночнику, потом опять вверх. Сделав так еще несколько раз, я закрыл глаза и попытался полностью прочувствовать это пришедшее из безвременья определение – «бархатная кожа». И когда оно, выбравшись из моей головы, заполнило все тело, я уже не смог контролировать себя. Просунув руку вперед, ниже по ее животу, я опробовал это определение на маленьком аккуратном пупке, провел руку вверх по ложбинке между грудей и дотронулся до соска.
Света взяла меня за руку и вытащила ее из-под футболки. Будто резко протрезвев, я немного пришел в себя и попытался перевести перехватившее дыхание, но от этого стало только хуже, бархатный запах ее кожи еще глубже проник внутрь меня, поэтому я опять проделал все то же самое, но когда коснулся пальцем соска, Света снова одернула мою руку. Тогда прильнув губами к родинке, я стянул с нее шорты и вошел.
Когда все кончилось, Света, не повернувшись ко мне, молча надела шорты, а я опрокинулся на спину и некоторое время смотрел в потолок, прямо по центру которого в разные стороны расходилась огромная трещина, из которой проглядывала такая черная темнота, что становилась страшно. Когда трещина добралась до края потолка, темнота рухнула прямо на меня.
***
Проснувшись и недолго полежав под одеялом, рассматривая неровности на потолке, я умыл лицо холодной водой, почистил зубы и выкурил сигарету. Когда делать было больше нечего, в пустой квартире ничего не осталось кроме вопроса «зачем». Не желая отвечать на него, я отправился в бар и просидел там почти до закрытия.
Я опустошал бокал за бокалом, но привычная стадия опьянение никак не наступала. Пиво исчезало где-то глубоко во мне совершенно бесследно, только окружающее пространство с каждым глотком все больше сужалось, пока не превратилось в одну ограниченную плоскость передо мной. И, сделав последний глоток, где-то в пределах этой плоскости я заметил странный силуэт.
Определить, кто сидел в паре столов от меня, было совершенно невозможно, силуэт расплывался как нечеткая картинка, не попавшая в фокус камеры. Я смог понять, что передо мной человек, только по общим очертаниям. Там, где должно было быть лицо, плавал в воздухе причудливый овал с двумя глубокими черными дырами вместо глаз.
Подумав, что я все-таки слегка перебрал, я встряхнул головой и прищурился. Поначалу овал не принимал никаких четких очертаний, но через некоторое время показался нос, за ним потрескавшиеся бледные губы и только потом на месте черных дыр образовались глубоко посаженные глаза. Я понял, что это Глинка.
Я вышел из-за стола и подсел к нему. Глинка не обратил на это никакого внимания. Он смотрел на блюдце с горсткой фисташек и потягивал из бокала.
- Привет, - сказал я.
Глинка поднял голову. Едва успев сосредоточить внимание на его взгляде, чтобы поймать четкость изображения, я заметил, как в глазах его отразился совершенно необъятный ужас, от которого по спине у меня пробежал холодок, но почти сразу же этот ужас сменился такой же необъятной усталостью.
- Привет, - вяло ответил он.
Так мы просидели какое-то время, я смотрел на Глинку, а Глинка сосредоточенно очищал фисташки от скорлупы и делал небольшие глотки из бокала.
- А это правда, что ты работаешь сейчас в детском саду? – спросил я.
- В детдоме, - поправил Глинка, залпом осушил бокал и встал из-за стола.
- Пойдем, - сказал он.
Мы вышли на улицу и пошли вдоль по набережной.
- В детдоме? – переспросил я, желая вытянуть хоть что-то из Глинки.
- Не совсем работаю, - ответил Глинка, - в свободное от работы время провожу там несколько часов в неделю.
Мы вышли к реке и уселись на скамейку. Сгустившиеся сумерки подступали к реке и гнали воду от берега. Набережную пронизывал холодный вечерний ветер, проникал мне под ворот рубашки.
- Куда ты исчез? – спросил я.
Овал с двумя черными дырами повернулся в мою сторону. Почувствовав, будто меня засасывает эта чернота, я поежился и попытался разглядеть в ней глаза Глинки.
- Глинка? – спросил я, - куда ты исчез?
- Я провалился в черную пропасть, - ответил Глинка.
Он почесал подбородок, уставился на рябь, пробегающую по реке, и, будто преодолевая некий барьер, продолжил:
- Я знаю, это звучит странно. Но тебе сейчас очень важно это понять. Я провалился в черную пропасть. Не знаю, когда именно это произошло. Очень долгое время я, как ты сейчас, балансировал на грани. Бездонная, засасывающая пропасть росла у меня под ногами, а может быть внутри самого меня, даже мне сейчас понять это очень сложно. Но в какой-то момент я просто рухнул прямо в нее. Там нет времени и пространство там очень условно. Не знаю, сколько я пробыл на самом дне. Само понимание, что я в пропасти, пришло только тогда, когда я захотел выбраться из нее.
Потом Глинка замолчал. А я почувствовал неприятный зуд где-то в затылке. Его слова будто просверливали мою голову. Что-то неуловимо близкое повисло в этот момент в воздухе передо мной, но как я не напрягал извилины, оно не поддавалось пониманию. Как сам Глинка, оно не имело четкости, и как я не щурил глаза, выхватить это из чернеющих сумерек не получалось.
- Бойся темноты.
- Что?
- Не падай в пропасть, - сказал Глинка.
Отредактировано mo (2012-11-18 02:38:38)
