Апокалипсис Гатлинга

Территории бывших США. Дрейфующая колония «Иона», 38°53′42″ с. ш. 77°02′12″ з. д.
Июнь-июль 2035 года, поздний вечер.

Дневник Генри Гатлинга
Свечи почти кончились. Рей убеждает меня не писать после наступления темноты; однако если делать, как он велит, я никогда не закончу работу. Жить мне осталось не так долго, - на прошлой неделе сошли ногти.
Вчера похоронили Конелла. Донахью процарапал имя гвоздём на жетоне и повесил его на деревянный крест, который мы соорудили из арматуры. Я видел, что руки у него дрожат. Меня тоже трясло, но это от ярости. Перед смертью Конелл исповедался мне и Стивенсону, - рассказал, как они с Эддингтоном разверзли Ад у нас под ногами. Всю ночь не спал, только к утру в голове уложилась полная картина.
Они начали с Китая. Не знаю, кто, - думаю, кто-то из моих лаборантов, польстившись на деньги, - сообщил военным о тех неудачных опытах с ионизацией поля, которые мы проводили ещё в двадцать девятом. Им, в отличие от нас с Х, удалось запустить процесс обратной флуктуации и создать достаточно мощную зону отрицательной гравитации. Пользуясь созданным тоннелем Эйнштейна-Розена, они могли отправиться в триасовый период и наблюдать динозавров; могли встретиться с Цезарем и воспрепятствовать убийству Линкольна. Вместо этого они отправили водородную бомбу в Китай.
К тридцать третьему система противовоздушной обороны Империи была практически неуязвима; стоило самолёту взлететь в Неваде, как три боеголовки в Тихом океане поднимались в воздух для перехвата. Однако китайцы не могли увидеть того, что готовили Конелл и Эддингтон; нельзя в понедельник засечь ракету, пролетевшую над радаром в прошлый четверг.
Теперь я понимаю, что удар, должно быть, был направлен в район Аксайчина (Конелл упорно бормотал о горах Кашмира). Эддингтон и Конелл не могли предвидеть, что на базе Синьцзян окажется так много собственных боеголовок. Всё сдетонировало разом; при таких массах топлива реакция, полагаю, шла с положительным балансом, - с вовлечением водорода из тяжёлой воды. Это было всё равно, что взрыв Йеллоустоуна, о котором столько говорили в двадцатых. В воздух поднялись тысячи тонн пепла; сотрясения почвы запустили несколько циклов цунами, а те, в свою очередь, разбудили вулканы и торнадо. Мир погиб в огне.
***
Мы с Реэм были в военном бункере Конелла, когда всё началось. Эддингтон погиб сразу; несколько офицеров умерли от ожогов в течение первого дня. Мы пытались связаться с другими выжившими. Кажется, от пепла воздух стал слишком плотным, чтобы проводить радиосигналы. Мы не знаем, остался ли в мире хоть кто-то ещё, кроме нас, но точно знаем, что скоро нас не станет.
Я уничтожил все доступные мне записи формулы. Впрочем, это всё равно, - нигде в мире не осталось технологий, чтобы её применять. И всё же мне нужно было материальное подтверждение того, что формулы поля Гатлинга больше нет. Мы ожидали, что нас погубят бомбы, вирусы или метеорит. Никто из нас, оставшихся в живых, не думал, что конец света придёт из мира квантовых взаимодействий. Дьявол, как и всегда, прятался в мельчайших деталях.

*запись на полях*
Лайонелл умер через неделю. Р.С.

США, штат Вашингтон. Зал для приёмов в Белом доме.
01.11.2031
19:38 Стандартного Восточного Времени

- Дамы и господа, - говорил конферансье хорошо поставленным баритоном, сияя зубовным блеском, - сейчас на эту сцену для вручения Национальной Научной медали поднимется президент Соединённых Штатов Америки Уильям Эддингтон. Сэр, прошу Вас.
Зал потонул в грохоте аплодисментов. Конферансье переждал их, с сияющей профессиональной улыбкой наблюдая за тем, как президент шагает мимо подножья сцены к лестнице.
- Медаль вручается Генри Лайонеллу Гатлингу за фундаментальное открытие в области физики. Я, разумеется, говорю о чудодейственном поле Гатлинга. Все мы использовали его, чтобы добраться сюда, но никто, кроме самого создателя, не имеет представления, как оно работает, верно, Генри?
Весёлый, сердечный смех раздался в зале после этого замечания, а за ним последовали новые аплодисменты — настоящий, бушующий шквал оваций, предваряющий появление на сцене Нового Героя всей Америки.
Рей Стивенсон тоже хлопал; ладони у него занемели от усердия. Зубы его при этом были стиснуты так, что он своротил коронку с правой нижней шестёрки, но даже не заметил этого. Его взгляд был прикован к сцене.
Гений был высокий, хмурый и очень сутулый. На заурядном, носатом его лице читалось недоверие и даже какое-то презрение к сверкающим канделябрам, красным ковровым дорожкам и официантам с шампанским. Выведенный из сумрака своей лаборатории, с её неизбывным запахом гари, исписанными стенами и стаканчиками с недопитым кофе, он казался филином, которого вынесли из совятника на свет солнца. Сунув руки глубоко в карманы явно взятого на прокат смокинга, он торопливо прошел по ряду между кресел и вышел на сцену, споткнувшись на ступеньках.
Ему пришлось сложиться почти в прямой угол, чтобы президент, над чьим ростом во время предвыборной компании изрядно посмеялись журналисты, смог надеть ему на шею медаль.
Когда утихли фанфары и аплодисменты, Гатлинг остался один на один с длинным микрофоном на подставке в центре сцены. Он прокашлялся и достал из кармана смятый листочек.
- Чёрт, нет, это квитанция из прачечной, - вздохнул он куда-то мимо микрофона, вызвав в зале громкий хохот. Гений снова полез в карман. - Речь писали мои ассистенты, - начал он пасмурно, - поэтому я не помню и половины. Однако сейчас, поднимаясь на сцену, я подумал, что в первую очередь, прежде, чем маме, папе и Научному Комитету, я благодарен судьбе за везение жить именно в это время именно на этой планете. Возможности, открывающиеся перед человеком в текущий момент истории...
«Господи»,  - подумал Стивенсон и, наконец, заметил, что сломал коронку. Однако и теперь он не смог отвести взгляда от сцены; сам он на месте Гатлинга смотрелся бы, разумеется, куда эффектнее. «Разве это лицо современной науки, Лайонелл?». Стивенсон всегда звал Гатлинга Лайонеллом, потому что Гатлинга это бесило. «Клоун», - подумал Стивенсон и, вероятно, сказал это вслух, потому что его сосед, старичок с острым и нервным кадыком, подхватил восторженным шёпотом: «Гений!...». И промокнул вспотевший лоб белоснежным платком, от которого пахло дешёвым одеколоном, - каждый третий лаборант в их институте пользовался таким же.
Стивенсон поморщился и снова обратил взгляд на сцену, стараясь впредь думать молча.
«Гений, вне всякого сомнения. Поле Гатлинга - это вам не бозон Хиггса. Кому нужен бозон, которого ни увидеть, ни толком понять? Вообще любой бозон? То ли дело Пи-Джи - телепортация, настоящая телепортация. Идея витала в воздухе».
Гатлинг говорил и говорил, без выражения, немного в нос, как будто жевал скучный урок перед студентами-дуболомами.
- С тех пор, как была открыта квантовая запутанность, мы знали, что телепортация теоретически возможна. Многие годы мир ждал внедрения технологии, страдая от несоответствия мгновенного переноса информации на другой край земли и медленными, мучительными процессами транспортировки физических тел и грузов...
«Гатлинг исполнил вашу маленькую мечту, земляне. Больше никаких пробок по утрам, никаких крушений поездов и падений самолётов. Никаких проблем с поставками, вообще никаких проблем. Ещё пара лет войны за энергоносители — и этот человек откроет вам дорогу к звёздам. Бьюсь об заклад, Диснеевцы захотят открыть на Луне свой парк... Целуйте ноги Генри Гатлингу. Зачем вам знать, что он ни до чего бы не додумался, если бы не мои вычисления полярности спинов? Если бы не моя диссертация по преодолению ЭПР-парадокса?».
Стивенсон сжал подлокотники кресла. Они с Гатлингом вместе начинали работу над макро-телепортацией, но математические основы для базовых формул поля вычислил именно Стивенсон. Разумеется, об этом теперь все предпочли забыть.
Все, кроме самого Стивенсона.

Сидящий в двух рядах позади Стивенсона генерал армии США П.Т. Конелл не аплодировал. Удивительным образом он, так же, как и сам Гатлинг, мало интересовался торжественной стороной церемонии. Однако его присутствие в зале для приёмов Белого дома в этот вечер означало, что пресловутое Поле Гатлинга являлось не только важным научным достижением. Оно так же было мощным рывком вперёд в никогда не прекращающейся гонке вооружений. «Поймайте его после церемонии, - велел он одному из своих адъютантов, отклоняясь назад. - Я хочу поговорить о Китае».

США, Пенсильвания, к северу от Гаррисберга
15.02.2033
1800 временной зоны Ромео (UT1−05)

Дежурный подскочил со стула, будто деревянное сидение внезапно раскалилось докрасна. Конелл прошёл мимо него в длинный бетонный коридор без намёка на замедление; кто-то из сопровождавших его офицеров бросил "вольно" сквозь зубы. Эхо от их шагов крошилось тут же, под подошвами ботинок, не долетая до стен; электрические лампочки помаргивали и шипели в патронах.
- Сюда, сэр, - сказал один из офицеров, Донахью, распахивая перед Конеллом неприметную дверь справа.
- Он там? - рыкнул Конелл. Донахью кивнул, и генерал вошёл в плохо освещённый кабинет, где на канцелярском стуле у окна уже ждал Стивенсон. Тот было встал, когда генерал и его свита вошли, потом снова сел, чтобы достать из портфеля голограммный монитор со слайдами; руки у него едва заметно дрожали. Он не любил военных всей душой, и Конелл сейчас живо напомнил ему - по какой причине. Тугодумы, грубияны, и, - он был уверен, - живодёры. Но иного пути, кроме как работать с ними, у него не было.
Конелл плюхнулся в кресло, поддев животом столешницу, и на замысловатом пресс-папье затанцевала старомодная шариковая ручка.
- Начинайте, Стивенсон, - сказал он сухо, едва шевеля бульдожьей челюстью. - У вас полчаса.
Стивенсон кивнул и судорожно вздохнул; от спёртого воздуха и нервов у него разыгралась нешуточная клаустрофобия. Его поддерживала на плаву только одна мысль: он в шаге от того, чтобы обойти Гатлинга, и этот последний шаг нужно сделать несмотря ни на что.
Он поставил крошечный, размером с напёрсток проектор на стол, и перед генералом расцвели, переливаясь в пыльном воздухе, светящиеся схемы. Стивенсон принялся объяснять, стараясь быть скупым на слова и точным в определениях:
- П-по постановлению округа Вашингтон, все разработки, касающиеся перемещения в континууме, должны проходить через руки во-военных, - он начал чуть заикаясь, но приободрился, пока говорил. - Работая над влиянием ионных излучений на разнообразные физические поля, я нашёл, что при наложении гамма-волн на так называемое Поле Гатлинга к эффекту перемещения в пространстве добавляется эффект перемещения... во времени...
Стивенс закашлялся и поискал глазами воду на столе. Воды не было. Он дрожащей рукой поправил воротник дорогой рубашки и заговорил снова:
- Скорость и глубина погружения во временные пласты зависит от мощности потока гамма-частиц. Я рассчитал, что для того, чтобы проникнуть на пять лет в прошлое, потребуется две звёздных величины, - он снова закашлялся и просипел: - Иными словами, в нашем распоряжении погружение во временные пласты не более чем на неделю глубиной.
Конелл, всё это время смотревший на свои сложенные на столе руки, наконец поднял голову и поглядел на Стивенсона так, как если бы тот сообщил ему, что Пентагон атакуют две дюжины крестоносцев верхом на драконе.
- Мне показалось, - начал он очень тихо, и офицеры у двери переглянулись, - или вы только что отняли у меня четверть часа, рассказывая о призраках прошлого Рождества? Какое, к чёрту, погружение во временные пласты? Вы что, обкурились, Стивенсон?
Подобные вещи всегда действовали на Стивенсона странно. Большинство людей на его месте разволновались бы ещё сильнее, потерялись, стушевались и замолкли. Стивенсон же, напротив, стал непробиваемо спокойным; клаустрофобия отступила, утихла нервозность. Он сел на стуле удобнее, положил руки на по обе стороны от проектора и впервые прямо посмотрел на генерала.
- Если вас не интересует возможность путешествовать обратно во времени на неделю, возможно, этим заинтересуются на Востоке. Прошу прощения за отнятое время.
Стивенсон поднялся и сложил голограмму в портфель:
- Всего хорошего, сэр.
Он двинулся к выходу, не надеясь, впрочем, что его выпустят просто так. Бешенство вскипало в нём медленно. Гатлинг. Гатлинг! Обошёл его и тут! Один дух его влияет на судьбу Стивенсона, независимо от тела, которое находится за сотни миль от этого места.
Под тяжёлыми взглядами офицеров Стивенсон взялся за ручку двери.
Конелл соображал медленно. Он был не из тех людей, кто в детстве зачитывался научной фантастикой. Впрочем, в последние годы ей мало кто зачитывался, - Запад вот уже пятнадцать лет лихорадило от голографии и дополненной реальности. Однако прежде, чем Стивенс дошёл до двери, в усталом, наполненном образами детей-лоботрясов и потерянных в Мэриленде составов с обмундированием мозгу генерала замкнулись клеммы. Система установок противовоздушной обороны Китайской Коммунистической Империи встала перед его мысленным взором, яркая, как на виртуальной карте.
- Насколько массивные объекты вы способны перемещать? - спросил он, поворачивая тяжёлую квадратную голову вслед движению Стивенсона.
Тот остановился. Прежде, чем повернутся и ответить, он несколько раз тихо вдохнул и выдохнул. Попробовал даже сосчитать до десяти, но бросил. Шанс всё ещё не улетел прочь, его можно схватить за хвост.
- Ограничения на перемещение такие же, как у поля Гатлинга в целом. То есть - никаких, - сказал он как ни в чём не бывало, оборачиваясь и вежливо глядя на Конелла.
Конелл прищурился; глядя на него в эту минуту, можно было догадаться, что этот тучный человек с кирпичным лицом не просто так занимает главный пост в американской армии.
- Гатлинг держит полную формулу в строжайшем секрете, - проговорил он с изрядной долей скептицизма. - А без неё даже речи нет о том, чтобы применять ваше открытие.
Нам просто нужно направить излучатель рентгеновских частиц в уже имеющийся проход с Полем, - с готовностью отозвался Стивенсон. - Насколько я знаю, поля давно устанавливаются по простому заказу. Как интернет.
- Сядьте, Стивенсон, - устало распорядился Конелл, вновь разворачивая перед собой голографический экран.

  Когда Донахью пошёл провожать учёного через блокпосты, Конелл заперся в кабинете и около получаса просидел за столом, гоняя от края к краю золочёную шариковую ручку. Он думал, и мысли ворочались тяжко в его большой, лысеющей голове.
  Наконец он поднял трубку старомодного телефонного аппарата (ни видео, ни голосового набора) и нажал одну-единственную кнопку.
- Сальери, а не Моцарт, - произнёс он, когда щелчки на линии сменились ждущей тишиной. - Он напишет нам Маленькую Китайскую Серенаду. [/MORE](с) Fossa и Фёдор Сумкин