Следы ребристые, рельефные, глубокие. Приходится надевать сапоги, когда входишь в лес. Еще приходится надевать герметичные шлем и комбинезон, слишком много живого вокруг. Говорят, люди жили среди других существ, каждое из которых пыталось оспорить их главенствующее место в пищевой цепи. В лесу это по-прежнему так. В нашем последнем лесу.
Говорят, он опасен, как чавкающая пасть монстра. Говорят, легкие вошедшего сюда забивают споры и пыльца. Говорят, кожные покровы вошедшего начинают разлагаться под воздействием грибков…
Говорят.
Даже книги умные написали, что-то там о враждебности природы как объекта противостояния. А я говорю: «Вы все идиоты». Но это же не значит, что я прав! Вот и вы, господа ученые, ксенофобы мои разлюбезные, мягко говоря, не правы. Впрочем, это только мое мнение. А почему я так считаю? Да потому, что ветви над головой сплетаются в такие узоры, которым уже давно нет места в нашем мире, потому что воздух наполнен ароматами, потому что эхо гуляет от дерева к дереву, потому что человек когда-то вышел из этого самого леса, как из колыбели, потому что он сам и уничтожил эту колыбель…
Потому что.
Сидите, господа ксенофобы, в стеклянных кабинетах и пейте, господа ксенофобы, свой стерильный синтетический чай! А я, пожалуй, хочу напиться воды из родника.
Снимаю шлем и убираю в рюкзак, вдыхаю полной грудью. За это придется заплатить, но позже. Когда на выходе из леса проверка обнаружит в моей груди пыльцу, когда на пальцах моих обнаружат соки растений, когда в желудке моем обнаружат необеззараженную воду, когда проверяющий увидит в моих глазах скорбь всей погибшей природы.
Когда.
А пока – синь неба переплетена ветвями, под ногами свились корни, и я сам будто забился в сеть, в клетку. Добровольно забился, желая спрятаться. Ужас стерильного мира в его стерильности. Во всем его многообразии нет ни грамма непродуманности, иррациональности, свободы. И я бегу от людей, которые сотворили вокруг себя пластиковый рай, бегу от утреннего синтетического кофе и вечерних электронных газет, бегу от сплетений бесшумных автострад и дружелюбных роботов-полицейских, бегу от возвышенности досуга и высот души.
Бегу.
Начинаю понимать, что, наверное, идиот – это я. Самый натуральный. Натуральный – вот слово, от которого человек смог избавить все, кроме самого себя. Ну да не беда, скоро мы начнем делать мозги из полимера и тогда – ээх! – держись, Галактика, мы доберемся до твоих звезд! Переплавим их, обезжирим и зажжем неоновым огнем! Скрутим твои кольца в тугой пучок и пустим ток по Вселенной!.. А пока вот - этот лес. И работа, которую нужно делать. Очень не хочется, но нужно. Нужно, потому что сложно быть ненужным в том мире, нужно, потому что страшно подумать, что будет с тобой в случае отказа, нужно, потому что просто нужно.
Нужно. Просто.
Да нет, не просто. Впрочем, монотонность действий успокаивает, и не дает сосредоточится на грусти. И я делаю то, что положено. Достаю портативный компьютер и подключаюсь к сети. Парой нажатий настраиваю координатное поле, парой нажатий отсылаю команду регулятору гравитации, парой нажатий включаю биофага, парой нажатий вдавливаю его в податливую плоть земли, парой нажатий даю команду к старту.
Парой нажатий.
Все происходит быстро, как всегда. Но я плачу. Плачу, пока лес начинает медленно превращаться в труху и пыль, плачу, пока вокруг оседают горы пепла, плачу, пока гравитационный концентратор смешивает их с землей и превращает в одну математически безупречную плоскость, плачу, пока биофаг заливает язву на теле сияющего человечества мгновенно застывающими полимерами, плачу, пока аэромобиль везет меня назад в город, плачу, пока из меня выскребают, извлекают, выполаскивают все инородное.
Плачу.
Я ведь и сам биофаг.

Из лесных гномов мой отец – лучший охотник. Вся семья им гордится. Да что семья – все окрестные гномы. Вы приезжайте к нам в Осиновый Кол – вам все объяснят. Проведут, так сказать, по местным достопримечательностям. «Это овраг, где старый Флинт защекотал насмерть трех аспидов, а это опушка, где водились подколодные саблезубые кролики – прошлой зимой Флинт показал им где раки зимуют, стравил кроликов и проклятых ядовитых раков, а уж тех, кто выжил после великой битвы грызунов и членистоногих, - пустил на крем-брюле.» «Пустить на крем-брюле» - так мой отец называл свою манеру стирать опасных тварей в порошок. Благодаря ему вся округа стала безопасной – ни тебе хищных ледорубов, ни зловещих и огромных, как гоблины, кишечных палочек.
Я очень любила приезжать домой из города, куда меня послали учиться. Что за идиотская идея – заставлять дочь отважного охотника, хоть и приемную (сама-то я человек), возиться с книжками? Я была против, против, против, но папка настаивал, а я слушалась, тем более, что обещано мне было, что уж этой зимой-то он точно возьмет меня на охоту. Ну что, обещанное – это серьезно. Дал мне отец топор и валенки, велел не орать и не отставать – и пошли мы в лес.
Прошлись вдоль Гиблого Места, перешли Хлипкий Мостик над Черной Стремниной (это в последнее время так стали речку Чернушку звать, с тех пор, как моя тетка вылила в нее свой ночной горшок, и купаться в речке стало стремно), обошли Мрачную Полянку – и гляжу, обратно поворачиваем.
- Пап, - я говорю, - что это мы назад идем, никого ж не убили?
А он мне:
- Так нет же никого, все твари разбежались. Тихо тут теперь у нас. Спокойно.
А я ему:
- Что тихо-то? Давеча тетка говорила – лихорадки озверели, чуть не в деревню заходят.
- Тетка твоя сама как лихорадка, доча, - ответил папка и повернул-таки домой. Накрылась моя первая охота!
И тут гляжу я – следы. Нормальные такие следы в снегу, размером каждый… Нуууу… Вот какие следы могут быть у Валуева, если бы он был пьяной уткой? Примерно такие следы я и нашла.
- Пап, дракон! – радостно завопила я и бросилась в лес.
- Доча! – крикнул папка и бросился за мной, но уж бегаю-то я лучше – гномы по этой части вообще не очень, так что до дракона я добралась первой и ну месить из него крем-брюле!
Меч мой, правда, сломался, как только дракон разнюхал в нем железо – ничего эти сластники не любят так, как настоящее метеоритное железо, но я все равно сумела его ошеломить и продержаться до прихода папки.
Ну, короче, вы поняли. Пришел папка, извинился перед Благородным Винтохвостым Драконом, обещал меня отшлепать, как только управится маленько по хозяйству, обсудили они и стаю пробежных мышиных лихорадок, истребить которых следовало как можно скорее – стада дойных сусликов все редеют, да вот лицензию на отстрел в районе никак не дают. Ну и пошли мы с папкой домой.
- Ты, доча, - наставлял меня папка дорогой, - на биологию налегай в своих науках. Тогда не спутаешь семикрылого шестинога с шестиногим семикрылом – будешь знать, на кого охотиться, а у кого при случае соль одолжить.
Ну, в следующий-то раз я поумнее буду. Счастливой вам охоты.