Талестра будет как в истории с джином.

1.4.4. Бог из машины
Они оказались в квадратной комнате из свежеоструганных, плохо пригнанных друг к другу досок. В щели между ними и лился тот самый яркий свет, от которого по-началу все зажмурились. Окон в комнате не было — только четыре некрашеные и прочные на вид двери.
Джек проморгался первым. В центре комнаты стоял, опираясь на зонт, незнакомый мужчина. Невысокий, одетый в бесформенное серое пальто, сутулый почти до горбатости, он молча, спокойно изучал Джека. Лицо его было странным: оно могло принадлежать и подростку и старику. Оно находилось в постоянном, нервном движении: не таком при котором меняется собственно выражение лица, а таком, какое могло бы возникнуть на мозаике, части которой старались как можно плотнее и правильнее расположиться на своём месте. При малейшей смене освещения менялось и лицо. Запомнить его было невозможно. Джек потёр глаза и сконфуженно сказал:
-- Э... здрасьте... спасибо, а вы кто?
-- Я друг, - сказал мужчина и улыбнулся. Улыбка у него была такая же подвижная и нервная, как всё лицо.
За спиной Джека тихо охнула Анюта. Мужчина посмотрел на неё с состраданием и нежно улыбнулся.
-- Дай сейчас её мне, - обратился он к Илье.
-- Зачем? - спросил Илья. Он говорил спокойно, без вызова, но в его голосе чувствовалась напряжённость.
-- Затем так, чтобы она снова могла двигаться, конечно, - вежливо объяснил мужчина.
-- Илья... - заговорила Анюта, - он правда друг... он мой знакомый.
Илья пожал плечами и с явной неохотой подошёл к мужчине. Тот бережно одной рукой подхватил Анюту под лопатки, а другой рукой раскрыл над ней зонт.
«Неужели, тот самый?» -  подумал Джек.
Неуловимо тонкие, почти невидимые нити спустились из зонта и пристали к рукам и ногам Анюты. Она медленно выпрямилась и, всё ещё придерживаемая странным человеком, встала.
Из глаз у неё покатились слёзы — сами собой, без всхлипов и рыданий. Илья настороженно следил за ними. Джек растерянно ерошил затылок.
-- Всё в порядке, - успокаивающе сказал мужчина Анюте, - всё будет в порядке. Главное только, не закрывай больше зонт. И не оставляй его нигде. Он — твоя защита, помнишь?
Анюта с трудом кивнула и утёрла слёзы. Мужчина передал ей зонт. Анюта покорно приняла его.
-- Теперь вы вдвоём,  - обратился мужчина к Джеку и Илье. - Одному из вас пора просыпаться.
Илья мотнул головой в неопределённом жесте — то ли отрицая необходимость просыпаться, то ли признавая её.
-- Да, я говорю это о тебе, - кивнул мужчина. - Тебе в такую дверь, - он указал на одну из грубо оструганных дверей, ничем не отличавшуюся от остальных. -- Ступай.
Он сам подошёл к двери, сильно хромая, и распахнул её. За дверью ничего не было видно, кроме слепящего света. Илья хотел было что-то сказать, но смолчал и шагнул к распахнутой двери. На пороге он обернулся и неловко помахал Анюте рукой. Она стояла неподвижно под своим чёрным зонтом и смотрела на него. Илья сделал шаг вперёд и растворился в свете. Мужчина захлопнул за ним дверь.
Он обернулся и принялся рыться в карманах своего бесформенного пальто. Никто не пытался заговорить. Джек шумно сопел и то хмурился, то поднимал брови. Анюта стояла неподвижно и безмолвно как изваяние. Наконец мужчина извлёк небольшой белый конверт и протянул его Джеку.
– Для Чёрного Короля, – церемонно произнёс он и поклонился.
Джек оторопело принял конверт и начал вертеть его так и эдак – на конверте не было никаких знаков, что лежало внутри на просвет он разглядеть не смог.
– Чёрный Король – это кто? – спросил он, помявшись.
– Ты, – ответил мужчина.
– А от кого оно? – ещё больше смутившись, спросил Джек.
– От нашего общего друга, – ответил мужчина, повергнув Джека в ещё большее недоумение. – Ваш выход вот тут здесь, – он указал на дверь в противоположном конце комнаты.
– Да не, – пробормотал Джек, засовывая конверт в карман ветровки. – Я сам, коридором...
Он потоптался на месте и зыркнул по сторонам. Вход в рукав коридора не открывался.
– Этот пункт не контактирует с Лабиринтом, – сказал мужчина. – Идите через дверь.
Джек почувствовал себя не в своей тарелке, ему отчаянно не хотелось идти туда, куда указывали. Но выбора, очевидно, не было.
– Пойдём, Анют, – сказал он, делая шаг к ней.
– Идите один, – покачал головой мужчина, останавливая Анюту. – Нам с ней нужно поговорить без никого.
Анюта кивнула Джеку: всё в порядке. Джек в последний раз подозрительно и мрачно глянул на странного мужчину, потом подошёл к распахнувшейся перед ним двери и шагнул в свет.

-- Как ты себя воспринимаешь? – спросил мужчина вглядываясь в лицо Анюты и сжимая её руку. В его голосе звучало неподдельное беспокойство. Мозаика его лица стала почти неподвижной, теперь он казался ровесником Анюты.
– Сейчас гораздо лучше, – сказала она, подавляя в себе желание постоянно проверять, точно ли её теперь слушаются руки и ноги.
– Что это было за место, Тей? Как ты здесь оказался? Как... как ты сам?
Когда они виделись в последний раз, Тей говорил, что скорее всего больше они не встретятся – слишком велика вероятность его поражения. Он шёл на «решающий бой». Анюта никогда не спрашивала, с кем или с чем он борется.

Они познакомились после того, как Анюта попала в лапы двоих подонков. Она тогда слишком поздно возвращались домой – её группа праздновала сдачу первого курсовика... Анюта даже не испугалась, когда навстречу ей из подворотни вынырнули две мужские фигуры. А потом вдруг она уже оказалась у них в руках, и её тащили за мусорные баки. Анюта даже не сразу поняла, что с ней собираются делать, а когда поняла, то её как будто парализовало. Как будто она смотрела со стороны, как в кино, как один урод держит и без того неподвижную девушку, а второй торопливо срывает с неё пальто и лезет под юбку... Она не знала, как Тей оказался там, как раз когда ей нужна была помощь – кричать она не могла, даже если бы ей не зажимали рот.
Потом она никогда не спрашивала, что он всё-таки сделал с теми двоими – сначала она почувствовала, что её уже никто не держит, а потом потеряла сознание. Анюта очнулась уже дома, у себя на кровати и подумала бы, что это дурной сон, но вот Тей, тот кто её спас – сидел рядом в кресле и терпеливо ждал, когда она проснётся. Так они познакомились. Он попросил приюта на месяц. Анюта согласилась – бабушка в то время жила на даче. Анюте в голову не пришло ставить её в известность о временном квартиранте.
С самого начала их совместного сосуществования Анюта чувствовала себя обязанной Тею, кроме того, ей было его жаль. Он выглядел так, как будто долго и изнурительно болел – бледное, исхудавшее лицо, постоянно находившееся в нервном движении, чёрные запавшие глаза, в которых таилась непонятная тоска и смертельная обида. Когда Тей представился и попросил Анюту об одной очень специфической услуге, она согласилась.
Тею была нужна её кровь – кровь «непорочной девушки», как он выразился. Примерно две недели подряд каждое утро Анюты начиналось с того, что она нацеживала ему из запястья кофейную чашечку собственной крови. Рана мгновенно затягивалась, не оставляя шрама, что ещё сильнее создавало впечатления сна или бреда наяву. Анюта не пыталась найти рационального объяснения происходящему. Не пыталась найти сакрального или мистического объяснения. Не гадала, мог ли Тей быть пришельцем из космоса, путешественником из параллельного мира или магом. Точно так же, как она не думала, что он – сумасшедший, сектант или наркоман.
Она вообще о нём не думала. Как будто он просто один из дальних родственников, который приехал ненадолго погостить, которого она почти не помнит, но тем не менее, знает о нём с самого детства. День шёл за днём, Анюта училась, подрабатывала в кафе и помогала Тею. Он  немного времени проводил в доме, иногда появлялся только на утреннюю чашку крови, но иногда оставался на целые вечера, плавно переходящие в ночи за разговорами. Так много и так откровенно как Тею Анюта никогда и никому не рассказывала о себе, о своих интересах, страхах, убеждениях. Тей слушал её больше, чем говорил сам, все его комментарии были уместны, все советы помогали. Она призналась ему, что ей кажется, как будто тот день – день их встречи до сих пор не закончился, он длится и возможно, будет длится до самой её смерти.
Когда Тей не молчал, то рассказывал ей самые разные истории, больше похожие на притчи или сказки, которые постепенно складывались в общую, сложную и многогранную картину-модель. Картина эта могла бы показать, кем на самом деле являлся Тей, если бы только Анюта захотела сложить её и рассмотреть поближе. Но она не хотела, инстинктивно избегая этого знания. Все рассказы Тея выветривались из её памяти.
Когда пришло назначенное время, Тей поблагодарил её за помощь, попрощался и оставил ей свой зонт. Он обещал, что зонт «присмотрит» за ней, что он сможет её защитить. С тех пор как Тей ушёл, минуло два года, два года с тех пор, как Анюта видела его в последний раз.

Отредактировано Лоторо (2013-10-15 17:38:39)

Талестра
1. Конечно, он и в первой части был.

2.

Тут же написано.

Это мы главу неудачно разделили, по-ходу.

Подумаем, угу.

Ты наш послдений и единственный верный комментатор XDDDDD Спасибо.

Глава 1.5.3. Жертвенник

Когда он вышел из квадратной комнаты в указанную дверь, то оказался в очень странном месте: багрово-красная земля под ногами, свинцово-серое небо над головой, редкие искорёженные деревья без листьев на близком горизонте и ни души кругом. Джек обернулся. Двери не было. Он попытался призвать лабиринт, но ничего не вышло – как и в той комнате. Джеку стало не по себе. «Вот так и доверяй чьим-то там друзьям» – с некоторой обидой подумал он. Не то чтобы он считал, что непонятный анютин знакомый устроил это нарочно, может, просто ошибся. Но это мало что меняло – Джек ему доверился и вот итог – он чёрт знает где и понятия не имеет, как выбраться.
Он потоптался немного на месте, меся кедами красную глину, оглянулся по сторонам и неуверенно пошагал вперёд, к деревьям.
Джек был довольно опытным ходоком по мирам. Да и Чёрная Птица не раз повторял ему: если потерялся в чужом мире, главное – не стоять на месте. Нужно обязательно идти, если можно идти. И лучше всего идти к какому-нибудь ориентиру. Вот Джек и пошёл к деревьям. Других ориентиров тут не было.
Идти оказалось тяжело – как будто он тащил на плечах мешок картошки.  Джек обливался потом, хотя воздух этого места был довольно холодным.
На протяжении всего нелёгкого пути Джек ни встретил ни души: ни птицы, ни насекомого, ни даже колючек. К счастью, горизонт сдвигался быстро и  странные деревья были всё ближе. Джек вдруг испытал острый приступ нежелания подходить к ним, но больше идти было некуда. Деревья стояли слишком редко, чтобы можно было посчитать их рощицей. Их было шесть или семь, все чёрные как уголь, немыслимо корявые, напомнившие Джеку уродливых кляксовых человечков, которых он рисовал в детстве материной тушью.
Джек добрёл до первого дерева и сел рядом с ним в красную грязь, тяжело дыша и размазывая рукой по лицу пот.
Ему хотелось пить, но ничего похожего на лужи или ручьи поблизости не было и на пути ему не попалось. Джек, слабо надеясь на то, что в этот раз всё сработает, снова попробовал призвать лабиринт, но опять ничего не произошло.
Он готов был разреветься от усталости и отчаяния, но тут дерево издало протяжный стон, напугав Джека так, что он вскочил на ноги. Дерево умолкло, Джек, шатаясь и держась за ствол, обошёл его.
На стороне дерева, обращённой к горизонту из коры выглядывали грудь и голова человека. Лицо человека выражало страдание, было осунувшимся и бледным, покрытым мелкими капельками пота. Джеку знал, что именно так выглядит человек в периоды затишья, когда его отпускает постоянная, сильная боль. Грудь тяжело вздымалась. Дыхание явно давалось ему не легко. Человек открыл полные муки глаза, и в этот момент Джек его узнал:
– Чёрная Птица! – воскликнул он.
– Джек...-- в глазах Птицы мелькнули страх и, одновременно, какое-то непонятное удовлетворение. – Боги, боги! Неужели и ты сюда попал? Как?
– Ну да, – тревожно ответил Джек, не отнимая рук от чёрной коры. – Случайно попал, по ошибке... А что это за место? Что с тобой?
Джек присмотрелся. Птица был не просто вмурован в дерево, но как бы был его неделимой частью. На остальных деревьях тоже были люди – кто-то по пояс, кто-то полностью скрылся под корой, оставив на поверхности подобие уродливой чёрной маски.
– Случайно сюда не попадают, Женя, – тихо сказал Птица, снова закрывая глаза. Джеку стало жутко. Птица продолжил:
– Это жертвенник, сюда попадают те, кто расплачивается по счетам... Кто попал в чужую ловушку... Мне... я жестоко просчитался, когда заключил с Теем сделку... Теперь я здесь... До конца времён...
– Нет, – крикнул Джек. – Тебе нельзя, слышишь? Я же пригласил тебя в свой мир, помнишь?
Птица медленно покачал головой. Слова давались ему с трудом:
– Тише... тише... гораздо важнее сейчас подумать о тебе, чем обо мне, Женя. Если ты застрянешь тут, никакого мира-без-разлук вообще не будет... Посмотри, твои ноги не вросли ещё в землю?
Джек со страхом, суетливо поднял сначала одну, потом другую отяжелевшую ногу. Глина не сразу отпускала его кеды, жадно чавкая.
– Кажется, нет, – сказал он не очень уверенно. – Как мне тебя отсюда вытащить? Я без тебя не пойду.
Птица вздохнул. Джек хорошо знал этот вздох – вздох, когда Птице приходилось проявлять безграничное терпение:
– Никак, Женя. Тебе не вытащить меня, пока ты сам тут... Но есть шанс, что твой мир... сможет вытянуть меня отсюда... Есть шанс.
Лицо Птицы заострилось, он умолк, видимо, борясь с подступившей болью.
Джек молчал, колеблясь. Ему было трудно смириться с мыслью о том, что прямо сейчас он никак не сможет помочь Птице. Он почти чувствовал его боль.
– Хорошо, – наконец пискнул он. – А мне как выбраться тогда?
Он на всякий случай то и дело поднимал то одну, то другую ногу, чтобы не «врасти в землю».
– Это... место особое... – заговорил Птица, делая длинные паузы, пережидая приступы. – Ему нужна кровь... Иначе не выпустит...
– Много крови? – робко уточнил Джек, неотрывно глядя в лицо Птице.
– Изрядно... Женя... Отломи от меня шип... сучок... если тебе нечем... порезать себя....
Джек похлопал себя по пустым карманам джинсов и ветровки. Сердце его колотилось как бешеное. Он очень боялся крови. И даже уколов, которых ему переделали, наверное, миллион.
– Нечем, – сказал он, стараясь не выдавать дрожь в голосе. Он присмотрел себе сучок по острее и отломил его. Из того места, где рос сучок потёк тёмный густой сок, пахнущий кровью. Птица коротко застонал.
– Ты почему мне не сказал? – отшатываясь от него, крикнул Джек. Из его глаз чуть не брызнули слёзы.
– Потому... что я тебя очень хорошо знаю... Женя, – криво улыбнулся Птица, не открывая глаз. – Мне отмерено тут немало боли... эта... ничего не меняет... Держи его крепко... попробуй рассечь себе вену... режь от локтя к запястью... смотри, не повреди... сухожилие.
Птица прерывисто вздохнул и замолчал. Джек с беспомощной, отчаянной жалостью смотрел в его постаревшее, измученное лицо. Наконец он снял ветровку с одного плеча и начал примериваться острым концом сучка. Он долго не мог провести по руке достаточно сильно, чтобы вспороть кожу. Джеку стало дурно от того, что он делал. «Как только суицидники умудряются...» – подумал он. «Нужно взять себя в руки... Это для Птицы...». Джек крепко зажмурился, стиснул зубы, сжал сучок поудобнее и со всей силы надавил на руку его острым концом, а потом резко, не давая себе опомниться, рванул его к запястью. Боль пришла мгновенно, и Джек ожидал, что она будет такой сильной. По руке заструилось тёплое.
– Быстрее, – услышал он слабый, как будто через слой ваты, голос Птицы. – Рисуй вокруг себя круг кровью...
Джек открыл глаза и вытянул руку перед собой и начал поворачиваться кругом. Ему казалось, что он движется неправдоподобно медленно и ещё он каждую секунду боялся упасть – перед глазами плясали чёрные «мушки», в голове шумело. В итоге он и в самом деле в какой-то момент оказался на земле – сам не заметил, как. Он не знал, удалось ли ему начертить круг, его мутило всё сильнее. Он ужасно хотел спать.
– Женя! Круг не закрыт, – услышал он опять. – Нужно ещё крови.
Джеку захотелось зареветь. О том чтобы шевельнуть даже пальцем он и думать не мог. Но его окровавленная рука как будто сама собой сжала сучок и резанула ещё нетронутую кожу на другой руке прямо через ткань ветровки. Джек провёл рукой со свежей кровью прямо по земле, вслепую замыкая круг... И провалился в лабиринт, не успев и слова сказать на прощание Чёрной Птице.
...-- Он весь в крови! – услышал Джек, падая на твёрдое. «Лабринт не любит крови» – вспомнил Джек и потерял сознание.

1.5.5 Новый мир

Место, в котором они оказались было довольно сумрачным: короткие серые тропинки вились во всех направлениях от круглой, как по циркулю прочерченной поляны, заросшей блеклой низенькой травой. Дальше чем на десяток шагов кругом было ничего не видно, тропинки терялись в плотном комковатом тумане, между ними скорее угадывались, чем виднелись, силуэты искривлённых деревьев. Слабый, рассеянный свет струился сразу отовсюду, казалось, мерцали неверным, дрожащим сиянием сами земля и воздух.
– Чё тут, блин, с пространством? – брезгливо оглядываясь, спросил Тёма и передёрнул плечами.
– Нестойкий Мир, – не ответил, а рассеянно сказал сам себе Джек. Он взволнованно переводил взгляд с тропинки на тропинку, нюхал воздух. – Энтропия высокая, законы не прописаны, всё держится только на воле Создателя... Знать бы ещё, кто он...
– Ух ты, – прошептала Ленка и медленно пошла вперёд по одной из тропинок, тропинка изгибалась под ногами немыслимым образом. – Другой мир, настоящий...
Митька двинулся за ней.
Место это хоть и было тихим, хоть и казалось заброшенным, не было пустынным: здесь определённо ощущалось присутствие других существ, бесшумной, но насыщенной жизни.
– Артём! – услышали они с Митькой голос Джека. – Это место нужно свернуть... в досозданное состояние.
– Не получится, – сказал Артём. – Судя по схеме, тут слишком много необратимых причинно-следственных линий, и большая часть связана совсем не с этим миром.
– Вот блиииииин, – тихо протянул Джек. – Плагиат! Фанфик! Чужие существа, да?
– По ходу, да. Существа из других миров тут.
Ленка почувствовала, как Митька тянет её за плечо.
Ленка обернулась. Митька молча ткнул пальцем вперёд и вверх – туда где в одном из проступивших в тумане деревьев чернело дупло. Из этого дупла выглядывало любопытное круглое лицо с внимательными острыми глазками, обрамлённое клочковатыми рыжими волосами.
– Домовёнок, – неслышно прошептала Ленка.
– Тоже узнала? И я узнал – ты его рисовала там, тогда...
Ленка кивнула, не в силах отвести глаза от Домовёнка, которого она три недели назад собственноручно нарисовала палочкой на земле у поляны в ведьмином круге. Чем дольше она смотрела на этот мир, тем больше напоминаний о той ночи на озере находила. По сути всё это место напоминало их поляну. Ленка ощущала то странное чувство, какое бывает во сне – ты в незнакомом, ни на что не похожем доме, но ты точно знаешь, что это твой родной дом, во сне чувствуется «запах», «след» именно того места, которое тебе на самом деле снится, несмотря на то, что ты видишь. Не сразу она сообразила, что это значит.
Но тут Митька громко сказал:
– Э, слышьте! Это мы его создали. Мы с Ленкой. Случайно...
– Это когда вы с пузырём «Немирова» в кустах скрылись? – уточнил Тёма. – Ну поздравляю, блин. У мира офигенная физика.
С этими словами он легонько подбросил камешек на ладони. Камешек зиг-загом ушёл в туманное небо.
-- Пьяные Боги это плохо и неправильно, – тихо сказал Джек, побледнев. – Всё равно не понимаю, как вам это удалось.
Митька пожал плечами, Ленка вздохнула:
– Я рисовала, а Митька придумывал истории про этот мир, – виновато сказала она. – Мы не знали...
– Лучше бы вы там, как все нормальные люди... – начал Тёма, но замолчал, махнув рукой. Ленке этого хватило, чтобы густо покраснеть. Митька нахмурился, но смолчал.
Домовёнок скрылся в дупле, оставив торчать наружу только рыжие кончики длинных ушей. Ленка вдруг поняла, что ужасно не хочет, чтобы этот мир «сворачивали в досоздательное состояние».
– Ревизор не должен узнать эти подробности, – сказал Джек, глаза его в здешнем освещении казались совсем чёрными, без зрачков. – Но нам ещё повезло... теперь вам нужно постараться вспомнить всех, кого вы сюда переместили своей волей... Что ты рисовала, Лен?
– Женя, а можно этот мир как-нибудь оставить? – робко спросила Ленка.
– Нет, – неожиданно резко ответил Джек, и его глаза сузились, полностью изменив его лицо. – Это будет стоить нам всего. Всё будет зря. Вспоминайте, кто здесь есть, быстрее, у нас мало времени.
Ленка отступила на шаг, беспомощно посмотрела на Митьку. Он пожал плечами:
– Ну и что? Мир у нас уже есть – доработаем без твоих придурочных аттестаций.
Джек смотрел на него неверяще. Долго подбирал слова, а когда заговорил, слова эти оказались едкими и злыми:
– Не только для себя стараюсь, Митя. Я попал в жертвенник, это такое место, в которое попадают те, кого заманили обманом – они остаются там и вечно мучаются, давая свободу тому, кто жертву принёс. Так вот, одна из жертв – Чёрная Птица, твой дядя Миша, Митя. И нам не вытянуть его оттуда в несанкционированный мир. Он останется там навечно. И ты ещё не знаешь, кто хозяин Анютиного зонтика – её тоже нужно спасать.
Митька стоял, как громом поражённый:
– Ты врёшь, – запинаясь, сказал он, сжимая и разжимая кулаки.
Артём, подняв бровь переводил взгляд с одного на другого. Ленка сразу поверила Джеку и тихо охала, прикрыв рот ладонью.
– Нет, Митя, не вру, – устало сказал Джек. – Я тоже люблю Птицу и мне не плевать на Анюту. И я точно знаю, что нет другого пути, кроме этого.
– Ладно, – сказал Митька после нескольких секунд напряжённого молчания. – Вспоминать, говоришь? Эльфы точно были, я помню.
И в то же мгновение перед ними прямо из тумана выступило несколько высоких фигур в серебристых струящихся одеждах. Послышалось нежное и печальное звучание какого-то струнного инструмента.
– Ты звал нас? – спросил самый высокий, выше Митьки, откидывая капюшон и открывая нечеловеческой красоты лицо с тонкими чертами. Его миндалевидные глаза смотрели прямо на Митьку и смотрели с почтением.
– Ой, мама, – прошептала Ленка с восторгом глядя на высоких эльфов, все тяжёлые мысли моментально вылетели у неё из головы.
Тёма и Джек тоже растерянно пялились на эльфов.
– Эм... да, звал, – после недолгого замешательства ответил Митька и покосился на Джека.
– Так, – сказал Джек, сбрасывая оцепенение. – Эльфы – это просто, они есть почти во всех мирах...
(«А у нас нет! Всегда так!» – с обидой подумала Ленка)
– Артём, будь так добр, отправь их в один из миров класса «A”.
– Угу, – вяло сказал Тёма и взялся за план-схему. Ленка хотела было крикнуть – «Подождите!» – ей ужасно хотелось поговорить с эльфами подольше, но прикусила язык, Джек уже не раз напомнил, что времени в обрез. Тёма работал быстро, эльфы исчезли через минуту. Ленка только вздохнула, глядя на то место, где только что стояли Бессмертные.
– Кто дальше? – спросил Джек.
Дальше было ещё порядка тридцати разных видов существ. Одних Джек легко определял в какой-то из миров, а Тёма переносил. От других Джек хватался за голову и долго перебирал варианты. Ленка с Митькой не разбирались в этом и нужны были только для того, чтобы вспомнить и призвать очередных существ. Митька всё время молчал и мыслями был далеко отсюда. Ленка не знала, что и думать, как узнать, о ком говорил Джек. Она печально провожала взглядом каждое существо, которое, волей Джека и Тёмы, исчезало из их мира. Перед ними прошли оборотни, гномы, великаны, духи деревьев и воды, пролетели феи и пегасы, говорящие животные, разумные совы, русалки, лешие, водяные, болотные огоньки, безымянные герои полузабытых детских книг, величественные единороги, пляшущие фавны, с достоинством кивавшие им кентавры, минотавры, феникс, красивый как пожар. И даже одна упавшая звезда.
– Перекур, – объявил Артём и потёр осоловевшие глаза. – У меня уже цифры расплываются.
Джек неохотно согласился и сел на серебристую траву. Ленка то и дело печально вздыхала, жалея, что не знала, как попасть в этот мир раньше и как следует исследовать всех кто здесь... жил.
– Фентезюшники, блин, любители. Толкина перечитали, – продолжал ворчать Тёма. – Слышь, а кто там Анюте угрожает такой?
– Не знаю его имени, – ответил Джек. – Очень хитрый и сильный. Это он забросил меня в жертвенник. Анюта ему доверяет, не знаю, как они познакомились.
Артём не стал спрашивать, откуда Джек это знает – он давно принял за истину, что либо у психа есть свои достоверные источники инфрмации, либо он просто бредит, в любом случае, уточнять это бессмысленно, а верить или не верить – решить можно по ходу пьесы.
– Ещё много? – угрюмо спросил он у Митьки.
– Нет, – ответил он странным деревянным голосом, не глядя на Тёму. – Немного.
–  Домовёнок ещё, он оригинальный, не заимствованный, – Ленка сказала это со скрытой гордостью.
– Почему домовёнок-то, блин? – спросил Тёма. – Тут даже домов нет никаких.
- Не спрашивай творца о таких мелочах, – буркнул Митька.
– Отлично, – устало сказал Джек. – Ещё немного и схлопнем.
– А Домовёнка можно себе оставить? – спросила Ленка с робкой надеждой.
– Нет, свернём со всем миром, – сказал Джек, но его голос дрогнул.
– В смысле: свернём с миром? – очнулся Митька.
На поляне повисла тягостная тишина.
– Вы его что... убьёте? – спросила Ленка, не желая верить в это.
– Это не убийство, – нехотя сказал Джек, не глядя на неё. – Это просто всё равно... ну, что его никогда не было...
– Это и есть убийство! – возразил Митька. Ленка чувствовала, что он закипает. Но она была полностью с ним согласна: это убийство.
– Ох, – только и простонал Джек. – Да как вам объяснить-то? Тёма, вон, понимает...
– Ты что, никогда неудачные рисунки не выкидывала? – спросил Тёма Ленку. Он хотел как можно скорее разделаться с этим делом, которое оказалось слишком утомительным, и в его голосе явственно начинало сквозить обычное раздражение.
– Но это не одно и то же! – возразила Ленка с возмущением. – А если бы было то... Если бы я это знала, ни за что бы так не сделала!
– Ну и была бы больной на голову, – заметил Тёма. – Это то же самое, ему не будет больно там или страшно.
– Он всё равно умрёт в этом мире, вместе с ним, – глухо поддержал Джек. – Мир этот нежизнеспособен. И так ему будет хуже.
– Так перенесите его, как остальных, в чём проблема? – встрял Митька.
– Не получится, – возразил Джек. – Он создание этого мира, оригинальное. Нельзя его пускать в уже существующие миры, не нарушая их структуры. Вы его создали, а не просто передрали с других. Хоть и назвали домовёнком – но он ни на что подобное не похож. Это ваш домовёнок, вы слишком подробно его сочинили.
– Он главный герой, – сказала Ленка, чувствуя, что сейчас заплачет. – Можно мы хотя бы попрощаемся с ним?
Джек открыл было рот, чтобы напомнить о времени, но закрыл его, так ничего и не сказав, молча кивнул. И Митька с Ленкой пошли по тропинке к дереву, в котором прятался Домовёнок. Они могли бы просто призвать его к себе, как остальных, но не хотели прощаться на глазах у Джека и Тёмы.
– Домовёнок, – негромко позвала Ленка, когда они оказались у дерева. Тут же круглое лицо с любопытством глянуло из дупла, а потом он быстро и ловко как белка спустился к своим создателям. Домовёнок был маленький и хрупкий, всё его тело было покрыто короткой рыжей шерстью, на нём была надета чёрная латанная-перелатанная рубашечка. Два пушистых рыжих хвостика плавно качались у него за спиной. Он понюхал руку присевшей на корточки Ленки и вопросительно посмотрел на Митьку. Митька молча смотрел на него и ерошил себе волосы на затылке. Ему было скверно – впечатления от слов Джека о дяде Мише, от перспективы «убийства» или не убийства их творения наложились друг на друга. Кроме того, он понятия не имел, как нужно прощаться. Особенно в таких, мягко говоря, странных условиях.
Ленка погладила Домовёнка по рыжим ушам, отчего тот буквально просиял. Говорить он не умел – Домовёнок их мало отличался от полуразумных фольклорных существ, мелкой нечисти, которой с избытком было в любой сказочной традиции. На самом деле Ленка тоже не знала, что тут можно сказать, к глазам то и дело подступали слёзы – ей было и жалко Домовёнка и злилась она на Тёму и Джека, которые в этот момент превратились для неё в каких-то монстров-фашистов. На себя она тоже злилась, но не могла понять, почему. Наконец, она пробормотала:
– Прости нас, – и неловко обняла Домовёнка. Митька мрачно подумал, что по-крайней мере, Домовёнок умрёт счастливым, судя по выражению его физиономии. Наверное, когда тебя обнимает перед смертью твой бог, то смерть уже не так важна.
– Нам пора, – прошептала Ленка, обращаясь то ли к Домовёнку, то ли к Митьке, и потёрла покрасневшие глаза.
Митька скованно похлопал Домовёнка по плечу, сделав его ещё более счастливым, если такое только возможно. Митьке пришло в голову, что на самом деле они с Ленкой просто тянули время перед неизбежным.
Когда они пошли назад, Ленка боялась, что Домовёнок может увязаться за ними, как приблудный щенок, но этого не произошло. Как только Ленка и Митька повернулись к нему спиной, Домовёнок шустро как белка вскарабкался на своё дерево и спрятался в дупло.
Ленка то и дело порывалась обернуться, но Митька положил свою тяжёлую руку ей на плечо, приобнимая, и Ленка опустила голову. К горлу снова подкатил комок.
Артём при их приближении встал и неодобрительно покачал головой.
– Вы б себя видели, было бы из-за чего убиваться!
Митька покраснел и шагнул вперёд, сжимая кулаки. Ленка с негодованием открыла было рот, чтобы высказать Тёме всё, что она думала.
– У нас нет времени, – раздельно произнёс Джек. – Артём, давай.
И они очутились на крыше. Ленка всё никак не могла привыкнуть, что свою «магию» Артём творит без всяких спецэффектов. Она невольно зажмурилась – после мягкого серебристого сумрака другого мира, дневной свет ослеплял. Когда все проморгались, то обнаружили, что на крыше не одни.
– Что за херня?! – высказался Артём. Недалеко от них на бетонном бортике крыши сидел... демон. Был он чёрен, молчалив и равнодушен. Он сидел на корточках, сгорбившись, и напоминал какой-то трагический вопросительный знак. За его спиной, подранным знаменем, вились крылья очень похожие на Митькины. Он сидел, и глаза его смотрели мимо всего здешнего.
– Ох, – сказала Ленка. – Я про него забыла.
Она откровенно залюбовалась демоном. Его она «поселила» в их мир, нарисовав, в честь Митьки. Лицом демон был больше похож на врубелевского «Демона», чем на Митьку, но определённое сходство между ними наблюдалось.
Джек снова схватился за голову, вся его холодная уверенность, которая была в другом мире, разом рассеялась. Глаза его забегали.
– Это плохо, плохо, плохо! – повторял он тихо и отчаянно. – Артём, посмотри, вдруг в блоке цэ его примут?
– Не разводи панику, – процедил Артём, разворачивая план-схему. – Сейчас поправим.
– Это почти ты, – шепнула Ленка Митьке.
– Это совсем не я, – сделав ударение на слове «совсем», отрезал Митька и ушёл на другой конец крыши, время от времени бросая косые взгляды на «собрата».
Демон, сидевший всё это время неподвижно, как камень, сейчас без всяких видимых причин распахнул крылья и несколько раз взмахнул ими. Он медленно поводил вокруг больными, нечеловеческими глазами, как будто очнулся от сна и всё ещё не понимал, где он и что происходит.
- Держи его! – истошно завопил Джек и сам же первый сиганул на уже отрывающегося от крыши демона, успел вцепиться в его черную шершавую ногу. Ленка тихо, обморочно охнула. Демон взвился в воздух. Рядом, поднимая ветер, метнулась другая крылатая тень – Митька.
Тёма и Ленка неподвижно, окаменев от неожиданности, смотрели, как в небе черная фигурка демона выделывала немыслимые петли, вцепившийся в него клещом, тряпочкой следом мотался Джек. Каждый пируэт демона грозил стать последним для Джека. Тёма не торопился применить план-схему, хотя уже отошёл от первого шока. Он думал, что будет, если Джек упадёт? Умрёт или нет? Покалечится? Он же не вполне реальный.
Митька изо всех сил пытался угнаться за демоном, но не мог – тот был куда манёвреннее и быстрее…Увлеченные событиями в небе, ни Тёма, ни Ленка заметили еще один персонаж, появившийся позади них на крыше. Он уверенно прошел между ними, протянул руку и, указав однажды, точно повторяя потом все пируэты демона, отчетливо произнес хриплым каркающим голосом:
- Демоны не должны летать.
В ту же секунду демон рухнул, как если бы ему вдруг отсекли крылья, и рассыпался чёрным пеплом в падении. Митька метнулся и едва успел подхватить у самой земли Джека. Перед падением демон издал крик или вой полный такой неземной тоски, что у обоих подогнулись ноги. Мир сразу потерял смысл и цвет, и множество потенциальных самоубийц города в ту секунду решились. Медленно, как во сне посмотрели они на невозмутимого и аккуратного пришельца. Ухнул, приземлившись Митька, осторожно положил потерявшего сознание Джека на твердое. Обернулся, выпрямившись, и спросил только:
- Зачем? – в этом слове слились вся его горечь и весь гнев.