Эмили много чо тут было 

Тут только мы с Эдичкой.

1.6.7. Кукольный мир

Одиночество пахло железнодорожным мазутом и дымом. Одиночество имело форму и вид зонта, который распластался на потолке купе чёрной дырой. Поезд ехал по бесконечному чёрному тоннелю, за окном стояла непроглядная темнота. Ноющая боль неуловимой кошкой скользила в груди, то и дело запуская коготки куда-то под диафрагму. Аня привыкла к ней, как привыкла к этому купе, к этой вечной темноте за окном, к монотонному перестуку колёс.  Больше ничего в её мире не было. Иногда Аня вспоминала какие-то обрывки событий, каких-то людей, лица, голоса. Но она никогда не фокусировалась на этих воспоминаниях – в них всё равно не было толку. Аня не помнила, когда и зачем она в это купе села, куда она едет и сколько времени. Она не помнила даже, откуда поселилась в ней эта кошка-боль. Чтобы не давать кошке повода впиваться когтями в её внутренности, Аня старалась двигаться как можно меньше.  Иногда ей казалось, что она начинает каменеть, замерзать – ее ресницы покрываются инеем, а губы тонким, ломким налетом льда. Словно вся она застывает, коченеет и падает вверх — в чернильный зев зонта... Единственное, что скрашивало её поездку без начала и конца – это отражение в большом зеркале на двери купе. Она всегда могла посмотреть на своё отражение и убедиться в том, что как минимум – она, это всё ещё она. И даже вполне владеет собой — руки и ноги её слушаются, она себе хозяйка. Хотя, на самом деле, в глубине души она понимала, что ею безраздельно владеют две вещи – одиночество и зонт. Это они её хозяева. Тем не менее, зонт ей нравился, вызывал безотчётное чувство доверия и теплоты, и если бы он вдруг исчез, Ане стало бы страшно.
Однажды, он действительно исчез. Просто так, без всякого предупреждения, без видимых причин. Впрочем, прямо перед этим случилось кое-что странное: из зонта в купе вылетела крупная белая птица, она пыталась лететь, но места было слишком мало, она побилась крыльями о полки и затихла на верхней. Аня вскочила, чтобы посмотреть на неё и в этот момент – зонт исчез. Как будто закрылся сам в себя. Аня забеспокоилась, заглянула по привычке в зеркало, но там – о ужас! – больше не было отражения. Аня ощупала и оглядела себя – по крайней мере на первый взгляд она была на месте и оставалась прежней. Хорошей новостью было и то, что кошка-боль свернулась клубком где-то внутри и больше не пыталась поточить когти об Аню.

250\1500

Когда она в другой раз посмотрела в зеркало, надеясь, что отражение вернулось, то увидела там молодого человека. Он сидел напротив пустоты, которой стала в зеркале Аня, и не открывал глаз. Похоже было, что он безмятежно спит.
Аня вздрогнула и оглянулась на салон купе.
-- Здравствуйте? – неуверенно сказала она, всматриваясь в темноту. На сидении напротив никого не было. В зеркале отражение молодого человека дёрнулось и открыло глаза. Он растерянно оглянулся по сторонам и почесал взлохмаченный затылок. Взгляд его упал на зеркало.
– Привет, Анюта, – сказал он и улыбнулся. – Где это мы?
-- Откуда вы меня знаете? – тревожно спросила Аня, отступая к окну. Молодой человек поднялся и с наслаждением потянулся:
– Ты мне уже много раз снилась, – объяснил он. – Люблю такие сны... Ноги действуют.
Он с видимым удовольствием потоптался по крошечному проходу и подошёл вплотную к зеркалу. – Я – Илья, – представился он. – Какой странный поезд, купе стёклами отделены.
– Это не стекло, – объяснила Аня, запинаясь. – Это зеркало. Ты – в зеркале. А меня в нём нет... Это очень... Странно.
-- А может быть, наоборот – это ты в зеркале? – дурашливо возразил Илья.
– Это не имеет значения, по-моему, – вздохнула Аня.
Илья постучал по стеклу.
– А что, если открыть дверь?
Аня со страхом покачала головой:
– Вдруг я или ты исчезнем?..
– Не исключено, – согласился Илья и обернулся на чёрный провал окна. – Кажется, поезд останавливается.
Аня, с замиранием сердца прислушалась к стуку колёс – да, она тоже почувствовала, что поезд замедляет ход. Через несколько минут, он остановился полностью. Наступила тишина. Ане стало жутко.
– Кажется, мы приехали на станцию. Теперь одному из нас точно придётся открыть дверь, – сочувственным тоном заметил Илья. – Давай ты.
Аня только испуганно покачала головой.
– Тогда давай, я попробую к тебе попасть? Дай мне руку?
– Как ты собираешься пройти сквозь стекло? – спросила Аня, но подошла ближе и прислонила ладонь к холодной поверхности зеркала.
– Как Алиса, – улыбнулся Илья. – Вдруг получится, во сне всякое случается.
Но Аня не считала, что она спит. Ни один сон не может длиться так долго.
В этот момент, чайка с верхней полки снова решила полетать. Она крикнула и забилась под потолком. Отражение чайки сделало тоже самое на половине Ильи.
– Ого, – весело сказал он, пригибаясь. – У нас тут птицы...
Чайки с разных сторон врезались в зеркало и... Одна единственная птица оказалась рядом с Ильёй, она метнулась к окну и пропала в чернильной тьме.
– У неё получилось, – заметил Илья. – Значит, и у нас может получиться.
Он приложил ладони с той стороны стекла, прямо напротив Ани. И она вдруг почувствовала, тепло его рук, а потом и вовсе поняла, что касается не зеркала, а его кожи. Илья сжал пальцы в замок и потянул Аню на себя. Аня сделала шаг, другой и оказалась зазеркальном купе. Она тут же обернулась: в её купе больше не было никого.
– Теперь можно открыть дверь, – весело сообщил Илья. Аню с одной стороны раздражало, что он так уверен в нереальности происходящего, с другой стороны – он вселял в неё надежду, ей уже не было страшно. Она сочла Илью подходящей заменой зонту.
Она крепко держала его за руку, пока он брался за ручку купе:
– Готова? – спросил он. – Раз, два...

933\5550

И дёрнул ручку вбок. Дверь бесшумно и легко отъехала в сторону. Аня закрыла глаза. Почему-то она была уверена, что они оба исчезнут.
– Ого, – услышала она голос Ильи. – Тут что, всегда так?
Аня осмелилась снова посмотреть на мир. За дверью купе не было обычного вагонного коридора – только странный проход в шахматную клетку. Внутренности прохода вращались в разных плоскостях, у Анюты закружилась голова.
– Я не знаю, – неуверенно сказала она, сжимая руку Ильи крепче. – Я не помню, чтобы я выходила из купе раньше.
– Ну, другого пути у нас нет, – оптимистично заметил он и потянул Аню за собой. – Идём, попробуем выйти через эту... Штуку.
И они шагнули в шахматную пустоту. Ане показалось, что они медленно падают мимо шахматных клеток, постепенно она разглядела, что на каждой клетке имелась дверь. Двери эти были разными – простые деревянные, железные, резные, маленькие, большие, красивые, уродливые, крашеные и голые. Падали Илья с Аней недолго: внезапно одна из клеток встала прямо напротив них. Илья протянул руку и подёргал дверь:
– Заперто, – констатировал он. – Жалко, а то мне тут почему-то не нравится. А тебе?
Аня кивнула и поёжилась. Илья наклонился к ручке:
– Слушай, тут замочная скважина. У тебя случайно нет ключа?
Аня покачала головой. Илья обернулся к ней:
– А что это у тебя на шее?
Аня инстинктивно приложила руку к горлу, пальцы наткнулись на тонкую тесёмку. Она не была уверена, что та раньше была здесь. Потянула – на тесёмке висел маленький ключ. Ключа Аня не помнила совершенно точно.

1116

Вдруг откуда-то подул ветер такой силы, что едва не сбил их обоих с ног, он чуть не вырвал из пальцев Ани ключ, потащил её куда-то проч. Но Илья удержал её. С большим трудом им вместе удалось всунуть ключ в скважину и повернуть. Ветер выл вокруг них, как зверь и хватал их за руки, ноги и волосы. Дверь открылась, и они буквально ввалились внутрь. Здесь ветра не было.
Место, в котором они оказались, было тёмным и пыльным, пахло здесь чуланом, вообще оно и напоминало больше всего гигантский чулан. Потолка не было видно, стен тоже, хотя и то и другое интуитивно угадывалось во мраке. Освещалось место едва-едва, каким-то неопределимым источником. Пол был усеян пыльным хламом, который издавал деревянный стук, стоило его задеть ногой.
Илья, брезгливо разворошил носком кеда груду какого-то тряпья.
-- Странно тут, но лучше, чем рядом с тем ветром, – заметил он. – Мне показалось, он живой и хочет тебя сожрать.
– Почему меня? – удивилась Аня.
– Потому что он именно на тебя нападал, – объяснил Илья, – пытался унести тебя куда-то. Мне доставалось только вскользь. Интересно, что это было?
Ане не было интересно, она боялась думать о ветре.
Вдруг она присела на корточки и вытащила из кучи хлама куклу-марионетку. Кукла была сломана, одета в порванное тускло блестевшее серебром платье, её руки и ноги, оплетённые нитками, болтались безжизненно и безвольно. Первое воспоминание прошило её голову:
-- У меня такая была, --  с волнением сказала Аня. – Я вспомнила. Я её помню! Мама её выбросила очень давно.
Она присмотрелась и добавила:
--  Да это она и есть. Моя кукла, та самая, -- Аня показала Илье обожжённую ногу куклы:
-- Видишь, это мы с двоюродной сестрой сделали...
Аня замолчала и прикрыла глаза, воспоминания нахлынули волнами, ей было сложно не потеряться среди них. Но главного воспоминания – о том, как она оказалась в вагоне – не было.
– Я ведь ничего не помнила, – беспомощно объяснила она терпеливо стоящему рядом Илье. – Понимаешь, вообще ничего, а сейчас вспоминаю...
– Это же отлично, – серьёзно сказал он. – Пойдём. Никогда раньше не выбирался из снов, но нужно же попробовать, правда?
– Смотри, тут везде куклы, – сказала Аня, прижимая к себе игрушку.
Только сейчас она различила в полумраке, что деревянный и тряпичный хлам на полу представлял собой множество разнообразных марионеток. Кого здесь только не было. Аня присела на корточки, в куче кукол она нашла красивого арлекина, правда без одной ноги, потом весёлого зайца с обломанным ухом. Все игрушки были с изъяном, старые, пыльные, сломанные. И всё же они завораживали. Илья не заинтересовался куклами. Он вглядывался во мрак, видимо, пытаясь выбрать направление хоть по какому-то ориентиру.
-- Там что-то движется, -- сказал Илья через некоторое время. Аня тоже постаралась всмотреться в блеклую темноту. Но раньше, чем она что-то увидела, неподалёку раздался стук множества деревянных каблучков, шорох одежды и тихие напевы, то и дело прерываемые взрывами тоненького смеха. Илья снова взял поднявшуюся Аню за руку. Но сейчас ей почему-то не было страшно, у неё появилось странное предчувствие, ощущение, что она уже здесь была, что здесь находится что-то для неё важное, близкое ей. Как зонт. Наконец, в неверном рассеянном свете, они оба увидели, что к ним уверенно движется странная процессия, состоящая из кукол-марионеток. Эти куклы были целыми, нарядными, в пышных бальных платьях, в ярких костюмах, их нитки тянулись высоко вверх и исчезали в темноте. Очень скоро они оказались рядом с Ильёй и Аней, пение и разговоры смолкли. Куклы окружили их плотным кольцом. Куклы, изображавшие мужчин, церемонно поклонились, куклы, изображавшие дам, сделали книксены. Аня поклонилась им в ответ почти против своей воли. Илья растерянно вертел головой, явно чувствуя себя крайне неуютно в этом оцеплении.
Куклы выпрямились, взялись за руки и начали водить хоровод вокруг Ильи и Ани.
-- Сестра! Сестра! --  слышалось то тут, то там в хороводе. Голоса у них были тоненькие, скрипучие, интонация восторженной и благоговейной: --  Останься с нами, сестра!... Игра снаружи глупа и жестока. Здесь мы сами делаем себе игры! Наш Мастер мудр и велик, он не оставит нас в опасности! Мы так долго тебя не видели... Мы так тебя любим... Останься с нами, тебе здесь будет лучше всего!...
Аня слушала их со смешанным чувством, она была уверена, что куклы обращаются к ней, и никакого особого отторжения их слова у неё не вызывали. Илья слушал их с недоверием и тревогой, потом заговорил спокойно и громко:
-- Она с вами не пойдёт, она не ваша сестра. Вы — куклы, а она — человек.
Аня покосилась на него с удивлением.
-- Куклы... хи-хи-хи... человек... -- раздалось отовсюду, как будто Илья сказал что-то смешное или глупое. -- Мы не куклы, мы никакие не куклы! Мы такие же куклы как и вы, хи-хи. Только вы играете в плохой игре, ваш Мастер вас бросил, а наш заботится о нас, он играет с нами. Ваши нитки давно запутались, ваши суставы давно запылились, никто вас не любит, никто вами не играет, --  пропели куклы. Аня невольно взглянула на своё запястье. Никаких следов ниток, как у марионеток. Илья тоже посмотрел на руки.
-- Ничего подобного, --  твёрдо возразил он, -- никаких ниток нет, смотрите лучше.
-- Твои нитки давно обрезаны, глупая кукла, сломанная кукла, -- пели они, -- Ты нам не нужен, пусть с нами остаётся наша красивая, наша прекрасная сестра, Мастер перевязал её нитки, Мастер забрал её из глупой чужой игры, теперь она будет с нами. Зачем ты вынул её из коробки? Безногий, сломанный урод!
Аня заметила, как Илья изменился в лице.
– Прекратите! – крикнула она, неожиданно для себя. – Не смейте его обзывать! Если у вашего Мастера всё так хорошо, почему здесь так много поломанных и пыльных ваших Братьев и Сестёр?
-- Это испорченные куклы, --  печально запели они, -- Они не подходят для игры. Они такие же как твой урод. Это не куклы нашего Мастера, он просто забирает их из чужой игры, когда они приходят в негодность. Но он выбирает только лучших для своих игр – взгляни на нас, сестра, какие мы нарядные, какие мы красивые, какие у нас прочные нитки! Сестра, будь среди нас! Ты сможешь чинить этих уродов и делать их красивыми, ты сможешь брать их в игру Мастера.
Аня уже набрала в грудь воздуха, чтобы отказаться, но вдруг ей показалось ужасно заманчивым остаться в этом мире с куклами, она была готова с удовольствием чинить и чистить сломанных и грязных, возится с порванными крошечными одёжками.
--  Аня... --  Илья заглянул ей в лицо, и она вздрогнула: а что они сделают с Ильёй? – Ань, ты же человек, ты не кукла, не нужно... Ты хочешь снова увидеть своих родных? Нам нужно идти.
– Я человек... – с сомнением повторила она. – Хочу снова увидеть родных...
-- Глупая! Порченая! -- хором закричали куклы. --  Не хочешь играть с нами, будь как урод! Будь негодной как урод!
--  Пошли прочь! --  рявкнул Илья, не зная, как загородить собой Аню — куклы были везде. Они поднялись в воздух на своих нитках и принялись делать такие движения, как будто резали и рвали над головой Ани что-то невидимое. Спустя несколько секунд куклы снова были на земле, а Аня молча рухнула как подкошенная, игрушка выскользнула из её пальцев — Илья успел подхватить Аню на руки:
-- Что вы с ней сделали?! - крикнул он, прижимая её к себе.
-- Отрезали нитки! Отрезали нитки! Она их не достойна! -- пропищали куклы, выстраиваясь прежним порядком, чтобы идти назад. -- Глупая, негодная, неблагодарная уродка! А твой Мастер тебя бросил, глупый урод, у тебя нет ниток, никто тобой не поиграет.
-- Стойте... верните всё как было, -- беспомощно крикнул им в спины Илья. Но куклы не ответили, они затянули свою песенку и неторопливо прошествовали обратно, в темноту.
--  Аня? --  позвал Илья, растерянно оглядываясь в поисках места, куда можно её уложить: вокруг всё выглядело одинаково — всюду только пыль и рухлядь, рухлядь и пыль.
--  Я жива, --  услышал он слабый голос Ани, -- не могу двигаться... совсем... Положи меня на землю, ничего страшного.
--  Нет, --  отозвался Илья, с явным облегчением от того, что она в сознании, -- не хочу здесь оставаться, вдруг они вернутся и ...ещё что-нибудь сделают.

2500\15000

Аня не видела смысла куда-то идти, она была уверена, что ничего страшнее с ней сотворить невозможно, а Илью, если не тронули в тот раз, не тронут вообще, но промолчала. Илья подхватил её на руки и медленно двинулся вперёд, в темноту. 
Долгое время они шли молча. Изредка тишину и покой чулана нарушали падающие откуда-то сверху куклы. К этим куклам немедленно устремлялись процессии на подобии той, которая встретила Илью и Анюту. Илья обходил их по широкой дуге и шёл дальше. Иногда их обгоняли нарядные куклы, несущие на крошечных носилках своих потрёпанных жизнью, сломанных собратьев. На бредущего с Анютой на руках Илью куклы внимания больше не обращали. 
-- Где-то должен быть выход из этого места, я уверен, -- заговорил он, когда их миновали третьи или четвёртые по счёту носилки. Аня не была в этом так уверена. Но она была слишком ошарашена, оглушена внезапной неподвижностью, чтобы ответить, возразить, чтобы думать о чём-то другом. Она как-будто не видела того, что происходило вокруг... Ане тяжко давалась полная неспособность контролировать своё тело. Это чувство привело к ней ещё одно воспоминание. Воспоминание, которое она бы не хотела возвращать. Воспоминание об апрельской ночи, в которую на неё напали два подонка. Кажется, это из-за них её одолевала боль. Но теперь Аня не чувствовала ничего, совсем ничего. Время от времени на неё наваливалась чёрная, парализующая мысль — что если это навсегда. Аня смаргивала подступающие слёзы и убеждала себя не раскисать.
-- Ничего, --  мягко сказал Илья, через несколько шагов, --  всё образуется, как-нибудь... Ты сейчас можешь подумать — легко ему говорить, он не знает каково это. Я знаю. Куклы правы, я безногий. То есть парализован... там, - он мотнул головой, как-будто это «там» осталось позади, у них за спиной. -- Врачи ничего не могли сделать, я два года лежал как колода, --  он тихо засмеялся, Аня почувствовала укол совести. Куда подевалось её собственное мужество? Ане понравился его смех.
-- Ужасно, -- сказала она наконец, собравшись силами. Илья покачал головой.
-- Ничего, зато сны стали сниться интересные, – он улыбнулся, потом помолчал и добавил. – Знаешь, место действительно странное... Я тоже начинаю что-то вспоминать... Чего я вообще не знал.
-- Что? --  спросила Аня, стараясь отвлечься от ужаса обездвиженности.
Илья покачал головой:
– Сам толком не знаю, – признался он. – Трудно выразить... Но вот эти их слова про игры... Мастера...  Кажется, я понимаю, о чём они говорили...
Он перехватил Аню поудобнее. От этого движения её безвольные руки и ноги закачались сильнее. Ей стало тошно:
-- Отдохни, -- предложила она, -- Ты уже очень долго меня несёшь.
-- Там какой-то свет, -- щурясь, объявил Илья, --  дойду до него, а там посмотрим, может быть и отдохнём.
Кругом стояла  пыльная темнота, и слышны были только мерные шаги Ильи по деревяшкам. Не было больше ни процессий, ни носилок. Куклы не падали сверху. Вообще - ничего не менялось, как будто Илья топтался на одном месте — в полумраке, среди хлама и запахов чулана. Свет как будто двигался вместе с ними, уводя всё дальше и дальше.
Вдруг Илья остановился.
-- Это... это что, твоя кукла? --  безжизненно спросил он и опустился на колени, придерживая Аню. Он поднял старую куклу с обожжённой ногой и показал ей.
--  Да, --  сказала Аня, -- это она. Мы прошли по кругу.
Илья даже застонал от досады. Аня не успела подумать, чем им это грозит, как прямо под коленями Ильи распахнулся коридор — он едва успел отшатнуться с Анютой на руках, чтобы не провалиться туда. В тот же миг они оба сощурились от яркого света, такого, как-будто открыли дверь в солнечную комнату.
-- Вот где вы есть! Сюда, скорее! -- позвал их кто-то из света низким голосом. Илья поднялся с Анютой на руках и заторопился на этот голос.

1. 6. 8. Бог из машины

Они оказались в квадратной комнате из свежеоструганных, плохо пригнанных друг к другу досок. В щели между ними и лился тот самый яркий свет, от которого они по-началу зажмурились. Окон в комнате не было — только четыре некрашеные и прочные на вид двери.
В центре комнаты стоял, опираясь на анин зонт, незнакомый мужчина. Невысокий, одетый в бесформенное серое пальто, сутулый почти до горбатости, он молча, спокойно рассматривал их. Лицо его было странным: оно могло принадлежать и подростку и старику. Оно находилось в постоянном, нервном движении: не таком при котором меняется собственно выражение лица, а таком, какое могло бы возникнуть на мозаике, части которой старались как можно плотнее и правильнее расположиться на своём месте. При малейшей смене освещения менялось и лицо. Запомнить его было невозможно. Илья отдышался и сказал:
-- Спасибо большое... Кто вы?
-- Я друг, -- сказал мужчина и улыбнулся. Улыбка у него была такая же подвижная и нервная, как всё лицо.
Аня узнала свой зонт и тихо охнула. Мужчина посмотрел на неё с состраданием и нежно улыбнулся.
-- Дай сейчас её мне, -- обратился он к Илье.
-- Зачем? --  спросил Илья. Он говорил спокойно, без вызова, но в его голосе чувствовалась напряжённость.
-- Затем так, чтобы она снова могла двигаться, конечно, --  вежливо объяснил мужчина.
-- Илья... -- заговорила Аня, -- какой у нас выбор? Вдруг он поможет... У него мой зонт... Я думала, он пропал.
Илья кивнул ей и с явной неохотой подошёл к мужчине. Тот бережно одной рукой подхватил Аню под лопатки, а другой рукой раскрыл над ней зонт.
Неуловимо тонкие, почти невидимые нити спустились из зонта и пристали к рукам и ногам Ани. Она медленно выпрямилась и, всё ещё придерживаемая странным человеком, встала. 
Из глаз у неё покатились слёзы — сами собой, без всхлипов и рыданий. Илья настороженно следил за ними.
-- Всё в порядке, - успокаивающе сказал мужчина Ане, - всё будет в порядке. Главное только, не закрывай больше зонт. И не оставляй его нигде. Он — твоя защита, помнишь?
Аня с трудом кивнула и утёрла слёзы. Мужчина передал ей зонт. Аня покорно приняла его.
-- Теперь ты,  - обратился мужчина к Илье. -- Тебе время пора просыпаться.
Илья мотнул головой в неопределённом жесте — то ли отрицая необходимость просыпаться, то ли признавая её.
-- Тебе в такую дверь, --  он указал на одну из грубо оструганных дверей, ничем не отличавшуюся от остальных. -- Ступай.
Он сам подошёл к двери, сильно хромая, и распахнул её. За дверью ничего не было видно, кроме слепящего света.
Илья зачем-то потоптался на месте, взглянул на мужчину, хмуря брови.
– Я вас помню, – тихо сказал он. – Не думай, что ты владеешь игрой, Второй, – заговорил он вдруг другим голосом и прикрыл один глаз. Аня вздрогнула – чувство было такое, что в Илью вселился кто-то ещё: – Ты ошибся и теперь проиграешь. У меня ещё есть силы сыграть в партию. 
Он прошагал к распахнутой двери. На пороге обернулся и неловко махнул Ане рукой.
-- Я вернусь за тобой, – пообещал Илья. Аня стояла неподвижно под своим чёрным зонтом и смотрела на него. Илья сделал шаг вперёд и растворился в свете. Мужчина захлопнул за ним дверь. Лицо его задёргалось ещё сильнее.
– Это я ещё тебе посмотрю, – бормотал он, роясь в карманах своего бесформенного пальто. -- Я тебе ещё посмотрю, Первый. Неловкая Луна и ничего больше. Просто неловкая Луна. Но больше так не повторится. Я её обучу хорошо чтобы.
Аня стояла неподвижно и безмолвно как изваяние. Наконец мужчина достал ключ и протянул его Ане.
– Пора возвращаться домой, – ласково сказал он. Аня приняла ключ.
-- Как ты себя воспринимаешь? – спросил он вглядываясь в лицо Ани и сжимая её руку. В его голосе звучало неподдельное беспокойство. Мозаика его лица стала почти неподвижной, теперь он казался аниным ровесником.
– Сейчас гораздо лучше, – сказала она, подавляя в себе желание постоянно проверять, точно ли её теперь слушаются руки и ноги.
– Ты меня помнишь? – спросил он, пытливо вглядываясь в её лицо.
Аня покачала головой.
– Я – хозяин зонта, а зонт – твоя защита, – пояснил он. –  Меня привёл зонт. Ты очутилась в беде и он меня призвал.  
-- Они говорили, что я кукла, – Аня передёрнулась, в её голосе неожиданно прорезалась обида.
Мужчина успокаивающе пожал её ладонь.
– Я там Мастер. Там было безопасно, но только со мной, а не с Первым. Этот мальчишка – игрушка Первого. Все куклы сломаны, негодные, дурацкие. Первый больше не любит играть. Остальные играют в чушь! С куклами, в которые они играют, не случается ничего хорошего.
– Но мы же не куклы, – прошептала Анюта.
-- Вы игрушки,-- склонил голову мужчина. – В руках других. Но в моём мире вы сами себе мастера. Я уберегаю тебя от участи сломанных. Придётся сидеть в коробке.
Анюта посмотрела на зонт, потом снова на Второго:
– В купе? – прошептала она. – Но... я не хочу... Я всё вспомнила.
Тей покачал головой.
– Не всё, и там безопасно. Больше нет зеркала. Есть зонт. Будь там, прошу. Я заберу тебя, когда будет время нужно. Поверь мне, я помощник.
Аня склонила голову:
– Выбора нет, так ведь?
– Не теряй зонта, это главное, – тихо сказал он ей на прощание и указал на дверь. В его голосе скорее послышался приказ, чем просьба. Он проводил её к двери.
– Ваш выход вот тут здесь, – объяснил он.

Купе было тёмным, как и прежде. Оно мерно качалось, бесшумно делая свой путь через мрак. Но больше не было зеркало и кошки-боли не было тоже. Вместо неё в груди Ани белой чайкой поселилась надежда.

Часть 2

Глава 1
2.1.1
На заброшенной стройке утром кипела жизнь: тренировка паркурщиков была в разгаре. Человек шесть или семь разминались кто во что горазд, без маршрута. На маршрут собирались пойти днём. Кто-то подбегал к сваленным в кучу рюкзакам, сделать несколько торопливых глотков из бутылки с водой и обратно на стены и полуобавлившиеся лестничные пролёты.
Вдруг относительную тишину тренировочной площадке разрезал крик, переходящий в вой. Что-то кулем шлёпнулось со стены на бетонную плиту. Пивший воду бросил бутылку и поспешил к месту падения:
– Чувак! – крикнул он и зашевелился быстрее: – Э! Бля! Давайте скорую!
На бетонной плите выгибался в припадке Локки.

– Тук-тук, – сказал Артём, входя в палату. На плечи его был наброшен белый халат. – Не спишь что ли?
– Не, заходи, бро, – слабо ответил Локки, махнув ему рукой. Артём поднял было на него глаза и тут же посмотрел в сторону. Голова Локки была перебинтована, рука в гипсе. Но то, что пугало Артёма – это взгляд. Взгляд был потухшим и Локки его прятал от Артёма. – Хорошо, что пришёл, – неискренне добавил он.
Артём откашлялся.
– Я вот... этих, апельсинов принёс, куда тебе?
Он неловко оглянулся на палату.
– Да в тумбочку положи, – расслабленно ответил Локки. Он на Артёма по прежнему не смотрел.
Артём сложил апельсины в тумбочку и сел на краешек стула. Он мгновенно и остро пожалел, что пришёл.
– Нормальная у тебя палата, прям как в кино. Ещё и на одного.
– Артём, у меня отец – бывший главврач этой больницы, чё ты хочешь, – невесело усмехнулся Локки, оттягивая большим пальцем белый браслет на запястье. – Конечно, тут все условия для комфортной смерти.
И он впервые в упор посмотрел на Артёма.
– Вроде сказали, ты просто упал из-за припадка, – настороженно сказал Артём. – Чего ты про смерть-то?
– Того, – безразлично пожал плечами Локки. – Мне теперь на маршруты нельзя. Я же теперь больной. И в школу мне нельзя по той же самой причине, понимаешь?
Артём не выдержал первым и отвёл взгляд.
И не нашёлся, что сказать. А что тут скажешь?
– Если б мне преподавать запретили, я б сдох, – наконец признался он.
– Да. Но тебе не нужно, – Локки снова отвернулся. – Ладно, извини. Ты иди, я спать хочу. Хорошо, что заскочил...
– Ага, – растерянно ответил Артём, вставая. Он не был готов к тому, что стало с Локки. – Ну пока, поправляйся...
В коридоре он столкнулся с Ленкой. Глаза у неё были красные и припухшие.
– Привет, – она говорила немного в нос. – Ты к Локки заходил? Спасибо.
Разойтись просто так было неловко.
– Угу, – буркнул Артём. – Слушай, что с ним такое, а? Это из-за этой его... из-за болезни что ли?
Ленка покачала головой:
– Нет. Не совсем. Неужели сам не понимаешь?
– Нет, не понимаю, – отрубил Артём. – Слушай, где тут у вас курят?
В курилку на лестничную площадку Ленка пошла с ним вместе.
– Не понимаю я, – упрямо продолжал Артём. – Это ж не конец света, нафига он себя хоронить начал? Я вообще не думал, что он на такое способен.
– Это всё, что он любит, – тихо сказала Ленка. – Всё, что он любит, у него отнимается.
– Ну значит нужно найти другое, что он любит, – сказал Артём. – Ты ж его сестра, что он любит?
– Тебя, – мрачно сказала Ленка. – И детей. С детьми ему работать не дадут, а с тобой работать уже поздно.
– Мда, – протянул Артём, неловко поёжившись. – Фигня это, всё равно найдём подход.
– Спасибо, – повторила Ленка и вздохнула. – Это правда очень страшно, я сколько его помню, он никогда не терял... ну, присутствия духа что ли. Он же часто руки-ноги ломал, серьёзные травмы были, и ничего подобного не начиналось.
Артём искоса смотрел на неё и давил в себе желание её обнять – чужая девушка, всё такое.
– А родители чего, приедут? – попробовал он изменить направление беседы. Но быстро понял, что сделал только хуже. Лицо Ленки как-то закостенело, она отвернулась.
– Ничего, – ровно сказала она. – Не приедут, некогда им. Просят приехать к ним, как только это будет возможно. Но мы не поедем...
– Почему? – спросил Артём, выпуская изо рта очередную струю дыма. – В штатах клёво.
Ленка упрямо качнула рыжей головой:
– Здесь клёво, – тихо сказала она.
– Уважаю патриотов, – пожал плечами Артём.
Ленка метнула на него подозрительный взгляд – издевается?
– А ты бы сам уехал?
Артём пожал плечами:
– Пожить бы интересно было, почему нет?
– Думаешь, лучше поехать? – спросила она его с какой-то новой, отчаянной интонацией. – Думаешь, мы зря так, они правы? Им не нужно приезжать даже если... – она запнулась. – Даже если их сын болен.
– Вообще, конечно, из общих соображений ему пойдёт на пользу сменить обстановку, – почему-то слова эти дались Артёму нелегко. И ещё он думал о том, что его-то мать примчалась бы откуда угодно, если бы с ним что-то случилось. И он бы к ней примчался. Но у них с мамой кроме друг друга никого нет, а тут – у Локки есть Ленка, а у родителей их – есть они сами.
Ленка беспомощно опустила голову:
– Попробую его уговорить... Но, – она снова подняла взгляд: – А как же... Мир...
Артём скривил губы:
– Чё тебе этот Мир чужой, когда твой брат загибается. Я бы послал. Митька вон твой тоже послал за себя и вообще говоря, правильно сделал.
– Он не мой, – прохладно перебила его Ленка. – Ладно, мне пора, спасибо тебе, Тёма.
Она чуть наклонилась и чмокнула Артёма в щёку. И ушла. А Артём ещё несколько минут стоял на месте и не знал, как переварить этот разговор и его последствия.