Не настаиваю на комментариях. Особенно плана - мне нра, не нра, Сашка - мудак, Сашка - пусичка.
Хотя, возможно буду копипастить сюда. Если ещё у кого-то возникнет желание комментировать и если кому-то при этом будет мешать расположение текста в другом месте.

Мы с Федей равноправные соавторы, читать нужно внимательнее.

Чего?

Стилистика и неточности интересуют, грамматика - нет.

Ты будешь комментировать, только если я перенесу текст ещё и сюда?

Глава 1. Трудный день.

1.1.1. Сашка.

В комнате электрически-жёлто и пыльно-тихо, любой звук увязает. Отчётливо тикают часы. От этого у Сашки начинает болеть голова. Но не только от этого.
- Саша... - говорит она.

- Саша! - говорит она уже третий час подряд. - Ты вообще меня слушаешь?
Он неслышно вздыхает и думает:

"Я всегда тебя слышу. Слышал бы
Даже если бы ты молчала.
А сейчас, так тем более:
До бессилия, до отчаянья,
До лёгких вывернутых,
До звона в височной кости,
До жара клейма на внутренностях,
До кома в горле «Пусти».

Он кивнул. Трудно говорить, когда на языке вертятся стихи. Всегда так, несвоевременные они, неуместные, ненужные. Неизбежные.

- Вечно ты так! - устало и нервно предъявила она ещё один козырь. - Даже сказать толком ничего не можешь. Я-то подумала, хоть теперь-то ты мне всё скажешь! Как ты можешь так спокойно реагировать? - она накручивала сама себя. И делала это с успехом. - Ты что, меня не совсем любишь? - выразительный упор на слове "совсем".

- Люблю.

Сашка машинально провёл ладонью по дивану, на котором сидел. Погладил его. Знакомый такой диван, почти родной. Плюшевый и добрый. А она стояла над ним, скрестив на груди руки. В голове у Сашки продолжалось нашествие строчек.

"Я люблю, но тебя ли, милая?
Или только твою улыбку?
Или то, как топорщится прядка
Над ямкою на затылке?
Или то, как ты плачешь искренне
Над фальшивейшей мелодрамой?
Или то, как ты злишься, если я
Улыбаюсь при этом, глядя
На тебя. Ты ли всё это милая?"

- Не верю, - ядовито взвилась она, - Про любовь так не говорят... Про неё вообще не говорят... Её...её показывают, вот!

Сашка опустил голову. Показывать. Де-мон-стри-ро-вать. В этом слове и монстры и демоны. Как было бы хорошо, если бы её, любовь, просто чувствовали. Видели без показа и шоу. Снова вздох. Чуть громче. Становилось всё более невыносимо.

"Так смотри, смотри, моя милая.
Я давно ничего не прячу:
Ты же мне всё нутро выкорчевала.
Операция вышла удачной.
Неужели так нужно до крови?
Только дождь идёт по моим венам.
Застилает глаза мокро.
Дождям не понять измены."

- Ну что ты мне в глаза не смотришь, - приставала она и её точёные, аккуратные ноздри яро раздувались, - Ну признай ты просто отморозок. Ты вообще не знаешь, что такое чувства. С тобой как... как с рыбой какой-то. Ну да, ты дарил мне цветы. И стихи писал. Ну и что? Ты это всё... - она поискала вдохновения на потолке, в окне и, наконец, в зеркале. Оно пришло, - ты это всё для себя делал. - с торжествующим видом обличителя выдала она. Только что пальцем не показала.

Сашка с искренним удивлением поднял голову, замигал. Так собаки мигают, если им нос обжечь.

- Или там...я не знаю, для кого, - она определённо нащупала образ и тон - вошла в роль. Обычно Сашку это забавляло и даже восхищало. Но не сегодня. Сегодня её роль была слишком... Слишком подчинённая определённой цели. Что-то в этом было мелкое, противное, неправильное. Обман. Сашка любил, когда она играла просто так - от души или из озорства, тогда обманом не пахло. Пахло безупречно искренним искусством.
- Я вообще не представляю, что у тебя в голове, понимаешь, - с тщательно отмеренным отчаяньем бросила она.

Сашка отвёл взгляд. Смотрел невидяще, мимо привычных обоев, серванта с её портретом, пыльных тумбочек. Всё изменилось, стало враждебным. Лучше не вглядываться. Любая вещь хозяйки посмотрит на тебя в ответ с укором. Её комната на её стороне. Даже пыль на её стороне. Даже диван, сколько его ни гладь. Сашка сложил руки на коленях.

"Пустота в голове замороченной,
Но болит. И болит сильно.
Дай мне в антракт одиночества,
Если в буфете нет анальгина."

- Тебе даже сказать нечего. - обвиняюще, уверенно. Доказательство и подтверждение. Она рада, - Нет, ты меня не любишь, ты меня используешь. Вот маме ты тоже не нравился. И Нинке... И Пашке. Вот Пашка, в отличие от тебя настоящий поэт. И музыкант. Он мне... он мне, - то ли правда, то ли приукрасила? А есть ли разница? - вчера в любви признался. Понял, ты? Я и без тебя обойдусь, нашёлся тоже... А я дура и повелась - думала, много молчит, значит умный. А ты не умный, ты отморозок. Может ты не человек вообще? Зомби какой-то.

Сашка удивлялся, но молчал. Старался дышать ровно. Неприятно, как неприятно. Внезапно его озарило: она, может быть, вознамерилась вызвать в нём ярость, ревность, злость?
Видимо, за любовь бы сейчас пошли любые сильные эмоции. И изобрази их Сашка, она бы осталась с ним. Но Сашка не мог. Заплакать он мог. Но это явно не то, чего бы она хотела. Да и слёзы бы вышли совсем не слезами обиды или сожаления. Это были бы слёзы-прощание, слёзы-дождь, смывающий с мостовых пыль и мусор, которые нанесло за день. Не более. В конце-концов, Сашка и был дождём.

"Знаю, милая, догадался.
Ты желаешь прорвать запруду.
Чтобы я утопил тебя в ярости,
Чтобы гром загремел повсюду.
Это ты за любовь посчитаешь?
Или слёзы? Бессилие, значит.
Но в дождях не бывает горечи.
И они по-людски не плачут."

- Прости, - хрипло сказал Сашка и поднялся с дивана. Она замолчала на полуслове.

Когда Сашка вышел от неё, то шёл несколько дней подряд. Асфальт в городе забыл, что значит быть сухим, а небо — что значит быть синим, зато и апрельский снег оказался предан забвению - смыт начисто.
А люди в городе ругали дождь, который не хотел останавливаться, ругали Сашку, натыкаясь на него на улицах, наступая ему на ноги. Но Сашка ничего не мог поделать. И обижаться он тоже не мог.
Дожди на людей не обижаются. Они только идут и плачут, плачут и идут, глядя в никуда, никуда не глядя… Но вот, наконец, среди внезапно расступившихся человеческих волн, Сашка увидел Анюту. Не увидеть её было невозможно. Не понять, что её зовут именно Анюта, тоже. Она стояла под огромным куполом чёрно-лилового зонта и смотрела прямо на него. Люди не замечали её, как и Сашку. Но тогда как на Сашку постоянно кто-то натыкался, Анюта словно отводила от себя всё и всех. Кроме Сашки.
Сашка растерянно остановился. Тогда Анюта сама подошла к нему вплотную, звонко щёлкая каблучками по мокрой мостовой. Посмотрела в глаза. Не улыбнулась. Протянула ему зонт. Сашка поднял руку и нерешительно взялся за отполированное дерево рукоятки. Дальше они пошли уже вместе.
Под дождём, вместе с дождём.
Под зонтом, вместе с зонтом.

(с) Лоторо и Фёдор Сумкин. Комментить тут: Боги-17

Отредактировано Лоторо (2011-10-22 22:35:54)