Осень, песня и рыжий котёнок
«Если долго смотреть на летящие над озябшим городом жёлтые листья, за спиной, наверное, вырастут крылья…И можно будет улететь куда-нибудь, далеко отсюда…» - думала Варька, глядя в окно. За окном – широкая, зелёная улица, громады домов… Где-то вдалеке улица чуть горбится – мост через речку Смоленку. Справа выворачивает новенький зелёный автобус – Варька почти наверняка знает, что «семёрка». Она их все практически «в лицо» знает, эти автобусы и троллейбусы.
У автобусов – маршруты. Листья не знают, куда лететь. Мечутся над мокрым асфальтом, над пожелтевшей травой и падают, в конце концов, истрёпанные ветром, прибитые дождём, и дворники сгребают их в рыхлые, перемешанные с уличной грязью кучи.
А птицы летят на юг. Но на самом-то деле и они, наверно, не знают, куда и зачем. Так велит инстинкт, наследие неведомых предков – более сообразительных, или может просто более удачливых.
У листьев нет ничего. А птицам не жаль покидать своих гнёзд. Не потому что весной они вернуться – птицы не люди и о весне пока не думают. Просто так надо.
А у Варьки – тёплый зелёный плед. Мамин. И самоучитель грузинского языка. И значит, даже если были бы крылья, лететь куда-то уже не так просто. У людей нет крыльев, потому что у них слишком много багажа. Нерационально получается.
У Маши – гитара и дивный голос. И сушёные яблоки. Маша тихонько напевает какие-то красивые и странные песни, которые Варька даже не слышала раньше.
А Варька сидит на широком подоконнике, скрестив ноги по-турецки, грызёт тягучие приторные ириски и учит грузинский язык. Маша протягивает ей мешочек с яблоками – но после ирисок яблоки кажутся ужасно кислыми.
Варьке грустно. Она должна бы учить сейчас физику, на худой конец – анатомию. А у неё – грузинский. Нелепо, некстати, ни для чего…Просто так. Варька утешает себя тем, что Маша бренчит на гитаре и переписывается в Интернете. Сомнительное оправдание, но лучше, чем ничего вообще. А ещё лучше – вообще не думать. Просто сидеть и старательно выводить округлые закорючечки грузинских букв.
«Ничего, - думает Варька, - ещё полчасика – и за физику»
«Верь мне, ночь бывает и в раю…» - пела Маша. Варька любила эту песню и временами тихонько подпевала. Маша с милой улыбкой поглядывала на неё – и попробуй разгадай, что эта улыбка значит. То ли одобрение, то ли что-то вроде снисходительности…И снова – лучше не думать.
«Петр обходит вотчину свою, по ограде посохом стучит…»
У Маши – друзья, прогулки, концерты, кафе…У Варьки – холодный осенний город, одинаковые прохожие, незнакомые улицы…Тусклое солнце и ветер в лицо! Без направления, без цели…
Одна песня на двоих. Один факультет. Одна комната в общежитии. Не так-то и мало на самом деле.
Песня – Машина. Идея поселиться непременно вместе – тоже Машина. Факультет – воля случая…
«У нас в Риге хорошая квартира. Мои родители живут в Риге, брат и сестра – тоже. Родители работают, брат и сестра учатся в школе. Я учусь и работаю в Тбилиси», - переводит Варька текст из самоучителя. Рига – и вдруг Тбилиси? Варьке смешно. И Маше – тоже. Смех у них тоже общий, но всё-таки Варькин. И Тбилиси – тоже, получается, немного Варькин, хоть она там и не была никогда.
А на четвёртой линии Васильевского острова есть кафе «Старый Тбилиси». Его немножко видно, если ехать по Большому проспекту. Четвёртая-пятая линии вообще полны географии! Ирландский паб; дом, немного похожий на венгерский парламент – такие же причудливые остроконечные крыши. На пересечении с Малым проспектом – магазин «Чешский двор». Там же – какая-то кафешка. Чешское пиво. Из Грузии через Ирландию и Венгрию – в Чехию…Это почти как из Риги – в Тбилиси.
Это Варькин Петербург. Петербург, которым трудно с кем-то поделиться. Странный, нелепый, смешной…С этой причудливой географией и осенними листьями. У Маши он тоже, наверно, свой; возможно, даже больше, ярче, интересней…Но Варьке такой милее.
«В гриву льва уткнувшись, лань сопит; агнцу в лапах волка сладко спится. Дерево познания стоит проклятой бесплодной смоковницей…»
Одна песня на двоих. Один факультет. Одна комната в общежитии. Не так-то и много.
И всё-таки они скорее вместе, чем порознь. Потому что Соня – третья соседка – совсем не с ними. Вечно кому-то звонит, с кем-то гуляет, у кого-то в гостях. Всё своё, и делиться необязательно.
«Ночью дерзко мы сюда придем, за руки, как сироты, держась…»
Родители пугали Варьку: вот подружатся те две девочки, будут там всё между собой шушукаться, а ты одна останешься. Варька не одна; одна, скорее, как раз Соня – и та не одна, а просто в своём, другом мире. Чужая. Сама по себе. И всё-таки Варьке грустно, как будто она явилась незваной гостьей в непогожий осенний день: принимайте мол, терпите, уж какая есть…
Лучше не думать…
«Мимо беспощадных сторожей, мимо восьмикрылых серафимов, их очей и огненных мечей, львов, тельцов, орлов и иже с ними…»
На улице дождь. И ветер. Деревья мотает из стороны в сторону. По подоконнику – капли. Подоконник дрожит и жутковато лязгает от ветра.
Вот и Соня. Мокрая куртка, мокрые волосы…Мокрый рыжий котёнок на руках. Животные строго запрещены в общежитии – но котёнок маленький, испуганный, озябший…Лучше не думать.
«Проберемся прямо в спящий сад, распластавшись по небесной тверди. Бог увидит. Он нам будет рад. Он без посторонних милосердней…»
Маша растерянно глядела на котёнка. Медленно затихал недоигранный аккорд. Комендант увидит – рад не будет. А почему, собственно, он должен увидеть?
Запрещённый объект с интересом озирался по сторонам. У кошек тоже свои боги – двуногие, порой жестокие, порой милосердные. Как и все боги.
Котёнок – один на троих. Рыжий. Как осень.
Осень. Рыжая, как кошка. Общая для всех.
8.10.2009