Он был. А больше ничего не было. Но он  - такой оранжевый, текучий — сама жизнь, просто притягивал к себе сквозь темноту, звал, обещал, горел. Не просто так. Для кого-то.
И кто-то — пришёл.

Ерька подошёл к костру, со вздохом подбросил в него тоненький зелёный прутик, поддёрнул штанишки, перед тем, как сесть на землю, нахохлился и принялся ждать — не сводя внимательных серых глаз с костра.
Прошло, кажется лет сорок — не меньше, когда из темноты к свету костра вынырнула тоненькая светловолосая девочка лет тринадцати.
Привет! - крикнула она радостно и бросилась к Ерьке. Он тут же вскочил на давно затёкшие ноги, принялся обнимать девочку.
Дашка! Ух, как я тебе рад, знаешь, как тут скучно было...
Да уж знаю, - смясь, отстранилась она. Начала собирать хворост, который принесла с собой.
А что-то ты рановато, нет? - Ерька следил за ней с радостным возбуждением. Молчать ему определённо не хотелось.
Да уж как получилось. - Она задумчиво поскребла сухой веточкой подбородок и наморщила нос, - Интересно, как и кто остальные? Хотя...уж тебя в этот раз никто не переплюнул, - рассмеялась она вдруг.
Не смешно, - печально ответствовал Ерька. - Я ж говорю — чуть со скуки не помер.
А мы бы тогда от смеха, - хитро улыбаясь заверила его Дашка...
Здорово, что, мы первые? - услышали они по тут сторону костра.
Лишка, - ты что ли? - сделав ладони домиком над глазами, попытался разглядеть через огонь Ерька.
Я, да, ну-ка отойдите, я столько дров тащу, - с пыхтением коренастый пятнадцатилетний Лишка подтащил целую кучу дров к костру — тащил он их на импровизированных носилках — две ветки и его, Лишкина, куртка.
Дашка с визгом бросилась к Лишке и повисла у него на шее. Он тоже был несказанно рад.
Я знала, знала, что ты долго без меня не протянешь! - с торжеством объявила она.
Да куда я без тебя, - добродушно усмехнулся тот, осторожно разгружая носилки так, чтобы не толкнуть прицепившуюся намертво Дашку.
Ну теперь можно и посидеть, - довольно заключил Ерька и плюхнулся на насиженное место. - Рассказывайте. Мне, сами понимаете, нечего.
Так ты же всё сам видел, - удивилась Дашка.
Да ну что там увидишь, - с досадой ковыряя землю у огня, проговорил Ерька, - сама не смотрела что ли?
Наверное нет, обычно уже многие есть, когда я прихожу, - призналась Дашка.
Слухайте, - закинув все дрова в костёр обернулся к ним Лишка, - А кто кем был-то? Ну, то есть с Дашкой всё ясно...
Я вашим сыном был, - проворчал покрасневший как рак Ерька.
Увидев, что у Лишки с Дашкой глаза на лоб полезли он поспешно добавил -
Да ну первый же, первый самый.
Она из-за тебя все глаза выплакала, - мрачно объявил Лишка, крепче обнимая Дашку.
Да ладно, - мирно сказала Дашка и похлопала Ерьку по колену, - Он же не нарочно, да, Ерь?
Будь уверена.
А я бы вот нарочно не родился, если бы светило к вам попасть, - ещё один мальчик — курчавый и тощий как жердь возник в кургу света. Он нёс совсем немного хвороста, и сырого к тому же.
О, привет, Мике, - вяло сказал Лишка.
И чем ты, интересно, занимался опять всю жизнь?! - с возмущением глядя на зелёные ветки, спросила Дашка.
Чем хотел, тем и занимался, - лениво ответил Мике. - Зато свету много. И дыму.
Ерька подумал, что занимался Мике как всегда полной фигнёй, но промолчал — даже у Мике хворосту в этот раз больше, чем у него.
На телеке, поди работал? - Всё же выдавил Ерька, но как ни старался, в голосе прозвучала зависть.
Почти, - растягивая слова, ответил Мике, - Журналистом. Очень известным.
Ты помнишь? - Дашка глянула на Лишку.
Нет, знаешь, уже плохо всё помню. Родителей своих не помню. - он глядел в костёр растерянно.
Это потому, что в этот раз никто из нас ими не стал, - объяснил парнишка лет шестнадцати, очень красивый, присаживаясь рядом.
- Олле!
Хор приветствий, череда объятий. Только Мике как всегда в стороне.
Мало по малу у костра собралась приличная компания, из дюжины ребят возраста от семи до семнадцати лет, двух собак и кошки с петухом.
Все смеялись. Живо переговаривались, шутки сыпались и летали как горох из плевалки. Все были рады друг-другу. Встрече. Костру. Все несли с собой топливо.
Даже звери.
А Рексик в другой раз будет у нас человеком, да Рекси, - нежно обнимая огромного ньюфаундлена ворковала девчушка лет девяти.

Рекси взглянул на неё с такой укоризной, что все рассмеялись, а Ерька вообще повалился на спину и задрыгал ногами.
Ищи дурака, -  кричал он, - Рекси хорошо знает, что это такое — быть человеком.
Тихо! - крикнула вдруг Дашка. Полняла палец вверх. Мало по малу все притихли. И тогда стал слышен плач. Жалобный такой. Маленькая девочка плакала.
У всех мгновенно исказились лица.
Олле побледнел сильнее всех, вскочил, секунду не двигался, потому шатнулся и шагнул прочь от костра. Никто ничего не сказал. У костра вообще повисла гробовая тишина. Сколько прошло лет? Наконец, плач прекратился, зато стали слышны приближающиеся всхлипы. В круг света вступил Олле, за полы его пиджака цеплялась крохотная Линка — это она судрожно всхлипывала.
Все облегчённо вздохнули.
Олле сел на бревно и взял Линку на руки.
Олле, - всхлипывала она, - Я так по цебе скуцала...

Олле ласково качал на руках девчушку:
Всё, всё, ты спи, я тебя больше не оставлю, всё хорошо.
Плавда?Цесно?
Конечно. Спи.

И все молчали опять, пока кроха не уснула, сжав в кулачках лацканы пиджака Олле.
Она всё потеряла, - виновато прошептал он, не глядя ни на  кого.
Да уж надо думать, - хмыкнул Мике.

Ерька метнул на него свирепый взгляд — вот гад, теперь он лучше двоих. Больше принёс. А как Линка принесёт, она такая маленькая...А теперь вообще. Как у неё духу хватило?

Ну что, все собрались? - Лишка внимательно оглядел лица, обратившиеся к нему.
Одного не хватает, - это Марк подал голос, черноволосый, как сама ночь. Лучший друг и второй сын Лишки в этой игре.
Джека мы потеряли ещё две игры назад, его кто-то видел? - спокойно спросил Лишка.
Я видела, думаю, - Атья оглядела всех, - только трудно. Это я теперь понимаю, что он был. А там-то...Ну мальчик-наркоман такой, в магазине был...Зашёл просто. А я в магазине работала в этот раз. А у меня как защемит в груди, я там думала не знаю что. Только он это был, вот что. Он.
Тогда надежда есть? - тревожно спросил Ерька. Не дождался ответа, затараторил сбивчиво - С тех пор как он ушёл, у меня нормальной игры не бывает, сами видите. Он мой был, понимаете же, мой. Мы друг-дурга были с Джеком. Ну не потому...не думайте, что я из-за себя, просто без него как, как мне без него-то?

Все молчали. И все отчего-то чувстовали себя виноватыми. Ерька, встрёпанный смотрел то на одного, то на другого — не смог поймать ни одного взгляда. Сник.
Не можем друг друга найти, - отчаянно прошептал вдруг Марк, - Зачем всё это, скажи, сколько ещё? - он повысил голос. - Мы там ничерта не помним, как слепые ходим мимо друг-друга!!!
Тишина.
Олле.
Тот вздрогнул.
Зачем ты ей пообещал? Зачем ты пообщал, что не бросишь? Ты же её не вспомнишь ТАМ!!!
Олле, кажется, сжался в комок, но ответил угрюмо:
Мы помним.
Что?
Я говорю — мы помним, - Олле поднял голову и посмотрел прямо на Марка. - Иначе и быть не может. Иначе бы всё было не так. Лишка и Дашка — они же всегда друг-друга находят — каждый раз. И ты обязательно приходишь к Лишке. А мы с Линкой — друг к другу и к вам тоже, но бывает же, что не так сильно. А раньше Джек и Ерька всегда находились...Просто Джек ушёл...но. Но что мы могли сделать отсюда?
Он снова опустил голову.
Марк даже забыл перебить Олле. Сидел с приоткрытым ртом, а когда собрался было сказать что-то, заговорил Лишка.
Олле прав.
Олле вскинул голову и тревожно-удивлённо глянул на Лишку. Тот кивнул.
Прав, да. Так и есть. Мы все так или иначе оказываемся в одной связке, и узнаём друг-друга, - тут посмотрел на Дашку. Она улыбнулась, не поднимая глаз. - И тяжело последнему...Кем Линка тебе была в этот раз?
Олле замигал часто:
Мамой, - еле слышно прошептал он.
Пронёсся шепоток, Дашка отчётливо произнесла «Господи, бедная девочка».
Пережила всех нас, да. - Лишка задумчиво посмотрел на огонь. - Не выдержала. Как Джек тогда. Остался один. И...решил, что костёр сможет увидеть сам...А теперь где он, как его найти?
Снова тишина.
Пока горит костёр... - Ерька вдруг пружинисто вскочил на ноги. - Пока горит костёр, ребята, всё у нас будет хорошо. Ну, мне пора, всех был рад видеть, особенно Рекси. Не вешайте вы нос. Всё. Будет. Ха-Ра-Шо. Я останусь один, провожу всех и Джека найду.

Ох, как он храбрился.
Но они...они заулыбались. В конце-концов, все они были просто детьми.
Следи за пуповиной внимательнее, - крикнул ему мерзавец Мике на прощанье.

И Ерька оставил костёр за спиной.

На площади складывали костер. Люди в грязной грубой одежде таскали бревна и ветки и шалашом выстраивали к ногам Инессы. Чуть поодаль уже скапливались зеваки, хлопали глазами, тыкали пальцами и о чем-то толковали между собой. Ведьма смотрела на все это с высоты своего положения и забавлялась тем, что низким, почти мужским голосом тихо и вкрадчиво выговаривала несуществующие слова, заставляя рабочих вздрагивать, креститься и переглядываться опасливо:
- Что она бормочет?
- Проклятья, не иначе.
И вновь, торопливее прежнего, волочь дрова.

Эти люди плохо знают ведьм. Как можно думать, что их действительно будут проклинать вслух? Возможно, эти люди никогда и не жгли настоящую ведьму. Наивно верить, что огонь в одиночку справится с колдовством. И вот Инесса вновь выдумала слово и отпустила вниз, шелестящее, словно тронутый осенью лист, достаточно тихо, чтобы нельзя было разобрать, но достаточно внятно, чтобы нельзя было не заметить.
- Заткни ей рот, кто-нибудь!
Лохматый коренастый мужчина приставил лестницу к столбу и дрожащей рукой сунул в рот Инессе грязную вонючую ветошь. Она поймала его суеверный взгляд и рассмеялась глазами. Лестница пошатнулась, и человек чуть не упал. Шалаш внизу обильно поливали маслом.
Площадь заполнилась толпой. На невысокий помост взобрался невысокий инквизитор и принялся разбрызгивать вокруг себя святую воду и пафосные слова. Инесса обвинялась во множестве совершенно ерундовых дел. Ничего существенного так и не раскрыли. Вид на площадь с высоты ее столба был великолепный. Погода была ясная и жаркая. Голубь, пролетая мимо, обронил свой привет на голову плешивому пареньку, зажатому в первом ряду. Инквизитор перекрестил воздух, и к шалашу поднесли факел.

Огонь почти мгновенно пожрал веревки и полуистлевшую тряпку по рту Инессы. И вот она соскользнула вниз, под тяжестью ее тела бревна сдвинулись и шалаш, столь кропотливо возведенный у нее на глазах, начал рушиться. Сквозь рыжую подвижную стену пламени ведьма видела, как подались назад люди, испугавшись, что огонь упадет на них. Занялся помост. Инесса рассмеялась звонко: что сейчас будет!

Костер горел жарко и яростно. Рванувшись в небо в первый момент, дерзким языком лизнув самое солнце, он почти сразу осел и начал подминать под себя то, что располагалось ближе. В толпе испуганно зароптали. Кто-то кричал:
- Этот костер от Лукавого!
Другой взывал к третьему, чтобы звали пожарных. Четвертый попытался развернуться и сбежать, но толпа стояла плотно.
Она вышла из костра, объятая пламенем, но ни единого обгорелого пятна не было на ее белой коже. Она засмеялась и запела – и костер стянулся к столбу, оставив помост тихо дотлевать в стороне, и начал танцевать. Да, это было не хаотичное движение рвущихся вверх языков пламени. Это был танец, завораживающий танец огня в ритме ее песни. Кому-то даже привиделась фигура женщины в переплетении рыжих волокон. Народ ахнул и подался вперед. Эти люди определенно никогда раньше не видели настоящих ведьм.

Костер танцевал, самозабвенно, вдохновенно. Неведомая сила оторвала его от его корней, избавила от потребности в топливе. Костер торжествовал, не думая о том, что он лишь игрушка в руках госпожи. Костер наслаждался своим движением, и публика, кольцом сомкнувшаяся вкруг него, готова была аплодировать. Костер чувствовал себя звездой и не помнил о женщине, для которой он был создан.

Неизвестно, кто первый в толпе очнулся и крикнул, громко, перебивая песню:
- Она святая!
Но вот его голос услышали, и тут и там, как пьяные подхватывают полузнакомый мотив, принялись вторить ему:
- Она святая! Святая!
И вот на площади образовался священник с огромной иконой, в ноздри Инессы ударил запах благовония. Ведьма запуталась в своей песне, замолкла и растерянно слушала, как возносят ее имя на небеса. Она ничего не понимала. Произошло нечто недоступное ее разуму. Суеверные, испуганные люди начали радоваться ее выходке, настоящей колдовской выходке, начали праздновать ее как добрый знак от безразличного ей божества. Это было настолько невозможно, что ей ничего не оставалось, кроме как стоять перед ними всеми, прекрасной и жалкой в своей наготе, и слушать их бессмысленные восторженные речи. Связь с костром начала теряться. Оставленный, не интересующий более никого здесь, он опал вниз, тщетно пытаясь восстановить свое могущество на рассыпавшихся, обуглившихся дровах.

Костер почувствовал, что силы убывают. Песня закончилась, и танец стал невозможен. Как дрессированная собака, что после тренировки пытается выпросить у хозяина лишний кусок колбасы, бросился он к госпоже под ноги и лизнул ее  колено. Тонкая белая кожа мгновенно покраснела. Инесса вскрикнула. Костер подполз ближе, не понимая, почему госпожа так неласкова с ним, и лизнул еще раз. Инесса в страхе попыталась отскочить, но попала ногой по тлеющему углю, и вынуждена была вернуться обратно. Костер был расстроен. Как собака, не понимающая, почему хозяин не отвечает на ее нежность, он лизал снова и снова, надеясь на пощаду…

На площади затухал костер.