За окном капает дождь. Он барабанит по стеклу с огромной силой, словно Гефест вновь взялся за старое ремесло и там на небесах, укрывшись ото всех громадой туч, кует прекрасные украшения богинь из золота и серебра, чаши и кубки, из которых они пьют нектар, а искры летят на землю, преображаясь в капли воды.
   Утро. Ночь, бессонно проведенная Джеком, наконец прошла. Рядом, не страшась зябкого утреннего холода, на старой кровати вместе с ним лежал пес. Собаке было совершенно безразлично сколько лет исполнится кровати, если её купили через несколько дней после приобретения дома, и как долго её хозяин не ремонтировал лестницу, если она продавалась вместе с домом, который купили несколько лет назад.
   Вся жизнь Джека так или иначе связана с этим домом, как будто отчет бытия начался с подписания Мамой контракта с риелтором о покупке жилья, словно её подпись знаменовала новую эру «от рождества Христова», только не от бога, а от Алана Паркера - того злосчастного риелтора. Как один переезд мог круто перевернуть жизнь молодого человека: вот он заканчивает колледж, получает экономическое образование, устраивается на работу, о которой всегда мечтал, а тут появляется Алан Паркер и запудривает мозги Маме! «Переезд в такое тихое место отгородит вас от шанса получить инфаркт в городе. Там спокойно, и на склоне лет вы, наконец, сможете отдохнуть от людской суеты», - говорил он в тот ужасный день, перечеркнувший жизнь горячего Джека. Когда Мама подписывала контракт, он мерзко улыбался, подразумевая, что рад клиентам, но на самом деле он лишь хотел испоганить жизнь Джека, отправив его в глухой городок, где обитают одни непросвещенные дикари, и где устроится на работу может всякий, не имеющий образования, но знакомый с тетушкой Мегги, которая приходится его отцу двоюродной сестрой. 
   И Джек устроился на работу во второй же день - бухгалтером в местный банк, где пока просят документ о полученном образовании, но когда человек начинает лезть за ним в карман куртки или в миниатюрную сумочку, купленную в первой попавшейся лавке, то работодатель вежливо останавливает рукой и одобрительно, с уважением качает головой.
   Работа бухгалтера настолько осточертела Джеку, что неделя тянулась как месяц, а месяц словно год, и он как раньше, в колледже, взялся за спиртное. «Вот сдохнешь от алкоголя, как твой отец, попомнишь мои слова!» - угрожала Мама, пряча бутылку виски на дальнюю полку серванта, словно пряча варенье, как двадцать лет назад, когда её мальчика не интересовали девушки и выпивка, а может и больше, кто припомнит.
   Каждый день ему приходилось разбирать бумаги, и каждый день он видел одно и то же: «Направьте счет номер такой-то по Старлишь авеню» или «Направьте счет номер такой-то по Айнерес стрит». Под вечер буквы и цифры срастались воедино, у Джека пересыхало в горле, и он думал только об одном: «Поскорее бы вернуться домой». Но при слове дом перед глазами вставала жуткая картина: вечно ноющая Мама, ветхая лестница, скрипом требующая ремонта, и пыль, покоившаяся по всему дому - начиная от изысканных канделябров прошлого века, заканчивая миниатюрным столиком, стоящим в коридоре под висящей связкой ключей. Хозяйки в доме нет, Маме доктора запрещали работать и она спокойно сидела на шее молодого горячего парня, каким себя считал Джек, хоть недавно ему и стукнуло тридцать один год. Нанимать домработницу не по его дырявому карману - он всё ещё продолжает выплачивать средства за проклятый, так ненавистный ему дом. Но скоро, совсем скоро он погасит кредит и сможет вздохнуть полной грудью - ему предоставиться шанс начать копить деньги и, может быть, года через два он накопит достаточную сумму, чтобы переехать в город, а там он восстановится и устроится на престижную работу, он наберет приличный капитал и наймет Мамочке гувернантку. «Десять лет - и я обрету свободу», - думал Джек, каждый раз заходя в душный офис. «И во всех моих бедах виноват один человек - Алан Паркер» - говорил он вслух, открывая окно, чтобы выгнать затхлый бумажный запах из помещения и вновь приступить к бумагам.
   - И во всех моих бедах виноват один человек - Алан Паркер, - с унынием в голосе прошептал Джек лежа в постели, но, скинув рваное одеяло к ногам, с надеждой, что кроме собаки его услышит кто-нибудь ещё. А пес Гарольд с любопытством повернулся и уставился добрыми, отражающими всю теплоту мира глазами. Джек всегда замечал, что животные смотрят в глаза с более душевной добротой, с особой преданностью, по сравнению с пустым и черствым взглядом человека - других он не видел. Никогда в течение этих десяти лет как Мамаша купила пса он не замечал от него злобы, какую испытывал директор банка, если Джек опаздывал на работу, выполняя  утренние поручения Мамы, или бессмысленного кокетства секретарши, заигрывающей с ним на работе. И он был неимоверно счастлив, что Гарольд не мог говорить, и всё общение переходило через взгляд - пес лишь слушал и, когда захочет его внутренний голос, мог подать одобряющий лай, но ни в коем случае не осуждал им слова Джека.
   Мать дала кличку псу в честь покойного мужа: она объясняла этот выбор тем, что счастлива называть хоть кого-то его именем, а заслышав бодрые шаги бегущего ей навстречу существа, она вспоминала как в далекой молодости познакомилась с отцом Джека, как он бежал к ней с утра, чтобы поцеловать и облобызать, словно собака.
   Дождь шел не переставая и не желал прекращаться. Раскаты грома и сверкающих молний пугали собаку, но она, подобно римскому легионеру перед кровавым сражением, не страшилась, только прижимала уши к голове, даже не скуля. Джека же такая погода успокаивала и клонила в сон, и лишь напористый стук Мамы в дверь снял ещё не отступившие чары Морфея.   
   -Ты собираешься сегодня вставать Джек или решил весь день проваляться в кровати? - немного дрожащий, но по прежнему, как и в молодости, звонкий голос Мамаши глухо отразился в комнате, заставив собаку и хозяина встать из теплой кровати и отправиться в холодную кухню, где включена плита, для того чтобы создать ощущение, что там можно провести утреннее чаепитие как и в теплые летние дни. - Так ты идешь, Джек?
   И Джек, с секунду подумав, ответил, надевая шерстяные носки связанные Мамой:
   -Мы спустимся через минуту.
   Она не оставила Джека просто так, без резкого словечка, и, спускаясь по лестнице, словно нечаянно, виня во всем глухоту, которой у неё никогда и не было, прокричала:
   -Через десять минут чай остынет. Он как всегда провозится наверху целую вечность!
   Слова Мамаши как пила по граниту пронеслись через уши Джека в голову, они по крысиному забились глубоко внутрь, не собираясь покидать нору. Она хорошо знала, что своими упреками выводит парня из себя, заставляя сотни, тысячи раз прокручивать фразу, чувствовать хоть и малую, но вину. Мама будто играла с ним в такую интересную игру: через какой-то промежуток времени Джек сорвет свой гнев на Мать, накопленный за тяжелую рабочую неделю, а когда он сделает этот страшный поступок, тогда она обвинит его в оскорблении человека, вырастившего его, и игра начнется сначала. И, кажется, она нравилась им обоим, раз она длилась в течение пяти лет, с тех пор как они переехали в злополучный дом.
   -Иди, - скомандовал он собаке, хлопая её по боку, посылая открыть дверь - он научил её этому фокусу недавно: привязывал собачий корм на веревочку к дверной ручке, и собака, учуяв еду, бежала к двери, вставала на задние лапы и, не докапываясь до истины, открывала её. Мама лишь вздыхала и говорила, что взрослому человеку должно быть стыдно заниматься подобными делами. Джек отмахивался.
   И вот они уже спускались вниз по лестнице в гостиную, наперекор Маминым словам никуда не спеша. Собака шла впереди, беспечно виляя длинным пушистым хвостом как веником, а Джек послушно ковылял за ней, словно она в доме хозяин, а не наоборот.               Входя в гостиную, на парочку устремили взор бедные крестьяне, пахтающие землю, богатый барон в богатых одеждах и прилегшие на стог сена дети - все картины Мама купила на барахолке у какого-то еврея, который клялся, что все это подлинники, но, увы, малоизвестного художника. Джек в искусстве не разбирался, и ему было совершенно безразлично: известный художник писал их или неизвестный, как, впрочем, и псу, но иногда любовался ими перед уходом на работу, приглядываясь в строгие глаза барона. Какое-то манящее таинство скрывалась в них, ученая строгость или жестокая душа, и именно эти глаза привлекали его в картине. Мальчиков на сеновале и крестьянку он игнорировал, не испытывая в их изображении никаких чувств - мальчишки как мальчишки, крестьянка - подобную женщину может встретить каждый в местном супермаркете - тощая, с выдающимся носом и неопрятно заплетенными волосами с платком на макушке из грубой ткани.
   Джек, успевший привыкнуть к зябкому холоду, маленькими иголками колющий его тело, стоял у двери в столовую и призывающим взглядом смотрел на пса.
   -Открой, - приказал хозяин, но собака, кажется, не внимала его слов и благополучно сидела, свесив язык.
   -Открой дверь, - повторил Джек, акцентируя свой голос на слове «дверь», будто бы от его уточнения собака лучше поймет. Но пса вдруг осенило, и он буквально наскочил на деревянную ручку, открывая дверь, и с чувством выполненного долга уселся у ног хозяина, не переставая бить хвостом его дырявые тапки.
   -Молодец, - ласково произнес Джек, потеребив холку пса, отчего он, наверное, получил ни с чем не сравнимое звериное удовольствие, довольно уставившись преданными глазами, отражающими всю доброту мира, на хозяина.
   Хозяин хотел было пройти столовую, - они вместе с Мамой завтракали на кухне, - но не смог, и задумчиво смотрел на трюмо, заставленное спиртными напитками: вином, ромом, ликером, всем, кроме пива - он его не любил, да и не место ему в трюмо. Разум, привыкший всегда откладывать обещания Джека бросить пить, при виде одного шкафа возбуждался более, чем при виде новеньких банковских купюр, а прикосновение пальцев к холодной бутылке, а особенно поглаживание глянцевой наклейки производителя, приводили в экстаз и заставляли совершать необдуманные поступки. Один из таких: пронести бутыль на глазах Матери на кухню. И в этот раз Джек не сдержался, вытащив из трюмо виски и сунув под связанный Мамой свитер, в полном спокойствии отправившись пить уже остывший чай на кухню.
   Заслышав шаги в коридоре, Мама не смогла промолчать и в нетерпении выкрикнула:
   -Джек, это ты? Черт тебя подери, когда же ты наконец придешь, глупый мальчишка?
   Слова вновь врезались в разум: она называет его - тридцатилетнего банковского работника - глупым мальчишкой! Человека, окончившего колледж и самостоятельно устроившегося на работу в городской банк, она называет мальчишкой! Уж в нынешнем положении это она выглядит как подросток: всё время жалуется на жизнь, ни черта не делает, и только умеет изображать из себя маленькую капризную принцессу, которая во всем винит окружающих.
   Джек с секунду постоял около двери, ведущей в кухню, и крепко, из-за нахлынувшей злости, дрожащей рукой сжал стеклянную ручку, и, печально вздохнув, всё же решился зайти в нагретое от конфорки помещение, поприветствовав Мать.
   -Ни и где ты болтался? - отвлекаясь от чая, низким голосом пробурчала она, пристально смотря в бесстыжие глаза Джека, не обращая внимания на пса, вальяжно запрыгнувшего на старый стул из итальянского дерева. - Что, решил поиздеваться над матерью? Неужели так трудно прийти вовремя и вместе сесть за стол?! - тут она отхлебнула чай, переведя взгляд на собаку и обращаясь к ней: - Гарольд, скажи, твой сын правильно поступает?
   Джек, в то момент пока Мама отвлеклась на Гарольда, быстро выудил из-под вязаной кофты виски и поставил на дальнюю полку за мукой. А при упоминании покойного отца в лице собаки, Джека затрясло и он стукнул дном бутылки, сам того не желая, об полку, что непременно своим «слабым слухом» услышала Мать.
   -Не смей обращаться к собаке, словно это животное мой отец, - сказал Джек, садясь за стол и наливая себе чай: есть с утра ему не хотелось - аппетит пропал.
   -И твой сын, вдобавок, алкоголик, - будто не слыша слов Джека, обращалась она к собаке, трепля её за белоснежные бакенбарды, протянувшись через весь стол.
   -Все люди пьют - не только плохие, каким ты меня считаешь, - буркнул он, размешивая маленькой серебряной ложкой остывший чай.
   -Я, к твоему сведению, за всю жизнь не повстречала ни одного доброго алкоголика - эти мерзкие пьяни только и могут, что выпрашивать мелочь на улице, а минутой позже посылать куда подальше! А твой отец умер от пьянства лежа в сарае - ты считаешь Господь принял его с распростертыми объятиями? Чушь! - она оставила пса в покое, рассказав свою историю про отца, сгинувшего в сарае под машиной, уже в сотый раз, и о городских попрошайках, выпрашивающих деньги на спиртное.
   Джек наливал горячий кипяток в чашку - чай оказался действительно противно холодным - и тихо проклинал себя за то, что не сдержался и взял из шкафа иудейский виски.
   -Ты же не веришь в Господа? В Иисуса Христа? - он произнес это в укор Матери, прессом стекло дробя, так что осколки разлетелись по всей кухне, разве что псу было невдомек кто такой Иисус Христос и он с успехом продолжал слизывать рассыпанный по столу песочный сахар.
   Мать, услышав, что её чуть ли не обвиняют в безбожии, вспыхнула:
   -Как ты смеешь, глупый мальчишка, обвинять свою мать! Да, я не хожу в церковь по воскресеньям, не соблюдаю пост, но в Бога я верю, и верила всегда!
   -Хочешь, чтобы я вспомнил тот случай с миссис Паркер? - Джек, знавший все скелеты в шкафу Мамаши, собирался вытащить оттуда самого крупного из них и бросить ей в лицо. Мама, услышав про миссис Паркер, сразу начала вспоминать все прения, которые возникали между ними, и все те мерзкие слова, которые она наговорила ей - но столько лет назад все это было! - но было содеяно и было сказано. Тогда в Бога она ещё не очень-то верила. Только потом, через семь-восемь лет после кончины мужа старушка начала ходить в церковь, молиться, но к нынешнему дню все духовные дела забросила - жизнь началась налаживаться, вера стала бессмысленна, как она посчитала для себя.
   Она помнила, что восемь лет назад смеялась за спиной миссис Паркер: «Вот слепая фанатичка! - поражалась воскресному походу в церковь Мама. «Тратить своё время на такую ерунду! Посмотрела бы она на свой сад - вот куда нужно его тратить: запустила, а нам смотреть на это безобразие! Иисус Христос, - добавляла она и язвительно смеялась. - Ха-ха!»
   Мама, вернувшись из воспоминаний и отхлебнув последние капли почти остывшего напитка, резко возразила сыну, так как знала только это оружие:
   -Вспомнил тоже! Миссис Паркер ёще жила рядом с нами в городе, сколько лет уже прошло? Девять? Десять? - Мама начала перечислять все цифры, которые только приходили ей на ум, хорошо помня день, месяц, год переезда в этот дом, но хоть как-то желая сбить с временных колес глупого мальчишку, напомнив: «Как это было давно...  И не правда, раз давно».
   - Как это было давно... - Мама воплотила свои мысли в жизнь, закатывая глаза, вспоминая прошлое, но тут же вернулась, повернувшись к Джеку, спросив: - И как ты можешь помнить миссис Паркер? В то время ты был ещё неокрепшим сосунком.
   Слова «неокрепший сосунок» заставили его нервничать и бить пальцами по столу, что заметил пес и, свесив голову набок, стал наблюдать за хозяином, уже вылизав весь сахар - делать нечего.
   -Ты называла её сумасшедшей фанатичкой - может это ты вспомнишь, - тихим, но полностью уверенным в себе голосом отозвался он. И если сравнить тебя, когда умер отец, и её восемь лет назад, - «Восемь лет назад - так давно!» - прокрутила в голове Мама, - то найдется существенное различие, - Джек за всю беседу впервые улыбнулся, но улыбка - коварная, как и план разнести Маму в пух и прах, чтобы она, в конце концов, усмирила пыл. - Сказать какое?
   Мама соколиным взором, который схватил жертву, но жертва брыкается и - чуть-чуть! - выскользнет из цепких когтей, суровым, в то же время жалостливым взглядом, уставилась на него.
   -Сказать какое? - повторил Джек, постепенно стирая ухмылку с лица.
   -Попробуй, - сухо выдавила Мать, громко, как пылесос, всасывала горячий чай.
   Он набрал в грудь воздуха, снова обдумав, что хотел сказать, и произнес:
   -Она общалась с Богом как с отцом, а ты - как со спасителем. Ты, Мама, трусиха, всегда забиваешься в угол от всех проблем и лишь жалобно пищишь, зовя хоть кого-нибудь на помощь. Бог откликнулся  и помог тебе, а ты - вновь забыла спасителя, как и всех спасителей в твоей жизни! Вспомни, - у Мамы, при упоминании сыном прошлого сжимало сердце, - я заботился о тебе, когда у тебя случился инсульт: ездил в город за лекарствами, искал лучших врачей, тратил все деньги на тебя! И что? Ты не сказала спасибо, считая это моим долгом пред тобой, не поблагодарила! - Джек привстал, облокотившись на стол, пристально, как удав, смотря в глаза Матери - они поменялись ролями.
   -А разве нет? Не забывай, что ты мой единственный сын, - Мама потеряла уже всякую надежду победить в споре - аргументы сына оказались сильнее, - ей оставалось признать поражение, перейдя на благозвучный, ласковый тон истиной христианки, - как же ты мог бросить умирать мать одну? Ты - добрый человек, как и я.
   Естественно Мать жирно выделила последнюю свою фразу «как и я», подразумевая под этим нечто другое, мощную преграду, которую Джек не сможет перескочить, - и выходит - она победитель. Она вновь перевернула всё вверх дном, противореча сама себе, сначала отстаивая одну точку зрения, а минутой позже - перешла на сторону врага, но со своим флагом. О, Боже, как она любила спорить, с каким изяществом гордой лани она выскакивала из прений победительницей! Воистину, больше для эгоистичного человека и не требуется для счастья, какой и была эта женщина.
   Дождь за окном прекратился, уступая место тишине, которая была явно некстати. Джек, если бы у него в подростковом возрасте привилась привычка курить, сейчас бы выкурил полпачки - не меньше, но он хотел другого: виски, холодного виски, прожигающего организм изнутри, отправляющий разум в спячку. Именно в это «никуда» нужно попасть Джеку: отключиться, ни о чем не думать, забыть про ужасный разговор. Но он не мог. Взять с полки, где стояла мука, виски - лишь усугубить положение, подтвердить правоту Матери, что он - алкоголик и умрет как отец.
   Джек решительно встал, зазывая за собой смиренно сидящего пса, уже и незнающего чем себя занять - сахар давно вылизан, бок перечесан, разговор подслушан - делать нечего.
   Мать вопросительно посмотрела на сына и спросила:
   -Куда ты направился?
   Джек молча уходил.
   -Мой мальчик, оставь Гарольда здесь, я хочу поговорить с ним, - твердо приказала Мама, даже не желая слышать отрицательного ответа. Он, услышав очередную глупую просьбу женщины давно выжившей из ума, твердым словом поставил точку в разговоре:
   -Пес - мой, я могу делать с ним всё, что пожелаю. Этот дом - твой! Ты покупала его на свои собственные деньги и в любой момент можешь продать, я лишь помогаю тебе выплачивать кредит. А пес - мой! И только попробуй ещё раз назвать его Гарольдом: мой отец умер лежа под машиной и сейчас покоится в земле - запомни, и никогда, слышишь, никогда не называй его так! - для него это было последней каплей, любые границы дозволенного переступлены - терять нечего, да и терпеть невмочь - отрицательная энергия выплеснулась в один момент, накрывая всё пространство собой. Он ушел.
   -И как же вы мне, молодой человек, позволите теперь кликать собаку? - спросила Мать, а он громко захлопнул дверь, выкрикивая на полном серьезе:
   -Никак! Я запрещаю тебе разговаривать с моим псом!
   Собака, ничего не понимая, безразлично направилась за хозяином в гостиную.

   Джек открыл нижний ящик высокого комода наполненного старыми вещами - Мама туда уж точно бы не залезла, - вытащил маленькую шкатулку, которую подарил ему когда-то отец, вроде на седьмые именины. «Зачем она мне?» - спрашивал маленький Джек, сказав при этом спасибо - с младенчества его учили быть вежливым и культурным. «Будешь хранить в ней сладости, как я в детстве» - радостно улыбался папа. И Джек действительно хранил в ней конфетки, а большой шоколад, который дарили в основном на Рождество, он съедал на месте. «Шоколад сразу, конфеты - до лучших времен», - так объяснял маленький Джек свою позицию, окруженный в праздник гостями, славно улыбающимися милому мальчику. Кто же мог подумать, что через двадцать лет шкатулка сохранится, но в ней будут лежать не детские сладости, а зелёные купюры американского доллара. Именно в эту шкатулку он складывал свои сбережения после получки - Джек хотел каждый день приходя с работы ощущать, что есть лучик света в будущее, его лучик света - деньги. Ещё пять лет работы - и я съеду со злосчастного дома в город: там люди, там работа, там жизнь...
   -Хочешь прикоснуться? - прошептал Джек над ухом пса, будто предлагая ему разгадать таинство мироздания. Пес лишь сидел и смотрел на хозяина - шкатулка с деньгами ему была равнодушна. Но Джек жаждал поделиться своим секретом с кем-то другим, поэтому схватил лапу собаки и приложил к деревянной крышке, со стертой надписью: «В День Рождение сыну». - Теперь и ты знаешь мой секрет, - произнес он, вставая с колен; он хотел подышать свежим воздухом, поэтому направился на улицу.
   Накинув на себя легкую осеннюю курточку, не застегивая на молнию, и не захватив пса в ошейник, потому что ошейник всегда был на псе, они вышли на прохладный воздух - Джеку он необходим. Тихая осеняя погода после дождя успокаивала нервную систему, как и подозрительная тишина, предвещающая нечто плохое, но и отсылающая в мистическую нирвану, словно в космос. Затишье перед бурей...
   Мысли Джека прервал шорох листвы и тоненький голос, отдающий эхом по безлюдным окрестностям:
   -Мистер? Мистер, вам нужна Библия?
   А действительно, нужна ли Джеку Библия? Оказавшись в чистилище Библия мало поможет, остается надеется на ту прожитую жизнь, которая была раньше, в те человечные поступки, которые ты совершал: город приходился Джеку Раем на земле, а он оказался, по велению судьбы и этого дилетанта-риелтора Алана Паркера, в чистилище. «Переезд в такое тихое место отгородит вас от шанса получить инфаркт в городе. Там спокойно и на склоне лет вы, наконец, сможете отдохнуть от людской суеты», - говорил он в тот ужасный день его Матери, перечеркнувший  жизнь Джека.
     -И во всех моих бедах виноват один человек - Алан Паркер, - с унынием в голосе прошептал Джек, так скромно, что смысл не уловила даже осенняя листва. Слова из пустоты, казавшиеся ему иллюзией, повторились вновь:
    -Мистер, впустите меня, ради всего святого, в дом. Я продаю книги - Библию. Мне нужен приют на эту ночь, я могу заплатить, - тоненький голос плавно прошел через ушные перепонки в разум - Джеку это понравилось. А при слове деньги разум взбудоражился ещё сильнее - они бы ему сейчас не помещали.
    Женщина вошла через массивные чугунные ворота и молча встала, изредка, но с любопытством посматривая  в сторону пса. Джек, увидев перед собой милую женщину - молодую афроамериканку с доверчивым ангельским личиком, аккуратно заплетенными волосами и космически-голубыми глазами, пришел в себя, наконец полностью вернувшись в реальный мир. В правой руке она держала неподъемный для хрупкой девушки оранжево-серый чемодан - он клонил её набок, к грязным от смешавшейся воды и черной земли камням, выложенных в дорожку, но она старалась держаться прямо.
   -У вас такой прелестный пес! - звонко, уже не тоненьким неуверенным голоском отозвалась она, присев на карточки и заглядывая в глаза псу. - А можно погладить?
   Джек кивнул.
   Девушка резво подскочила к псу, на что он также резво увернул голову, но с места не сдвинулся и поддался. Первый раз она осторожно провела рукой по спине собаки - та не проявляла агрессии - и девушка с уверенность продолжила, ускорив темп поглаживания и сильнее надавливая на позвоночник, точно бы удовольствие зависело от давления на спину животного.
    -Вы позволите переночевать в вашем особняке? Я не займу много места, и если хотите, то могу спать даже на полу, - сказала афроамериканка, поднявшись с колен и серьезно, как когда-то Алан Паркер при первой деловой встречи с Мамой, посмотрела на Джека. Он стоял в шоке, не представляя возможным, что к нему может зайти хоть одно живое существо. А тут - ангел, в обличии молодой девушки!
   Джек кивнул, но боялся вымолвить слова, чтобы не испугать милое создание.
   -Вы живете один? - поинтересовалась она, с подозрением глядя на молчавшего Джека - всё ли в порядке у него с головой? Потом мимолетом перевела взгляд на дом, стоящий близ леса как сказочное существо из прошлого, окутанный покровом времени.
   -Нет, не один, к сожалению, - наконец Джек подал голос, посмотрев на реакцию девушки - она, опустив подозрения, вернула лучезарную улыбку. Он с облегчением выдохнул, продолжив: - Со мной живет Мама... в гостиной имеется кровать... на ней вы можете провести ночь.
   Никогда в жизни ему не было так трудно дышать - горло что-то сдавливало, першило, слова превращались в бессмысленную кашу, в голове стоял туман, -  Джек, долгое время не общавшийся с другими людьми, кроме Мамули и офисных работников, которых и он старался игнорировать и не попадаться за весь рабочий день им на глаза, словно дикое животное испугавшееся машины, замер. Пот выступил на лбу и на носу, словно Джек окунул своё лицо в озеро, чтобы испить воды; ноги подкашивало.
   -Вы позволите войти в дом? Я очень устала с дороги и хотела бы отдохнуть, - она взяла чемодан в другую руку, сжимая и разжимая тоненькие черные пальчики в кулак, как бы подтверждая свои слова.
   Джек, ничего не ответив, пошел открывать дверь даме, хотя о даме сейчас и не думал, пытаясь забыть - уж больно красива и чужда она для него, хотя бы по цвету кожи можно понять это. По одной её улыбке можно уверенно сказать - она ангел, посланный ему в награду за страдания, она - добрый человек. Именно о таком человеке всегда твердила Мама: найдешь такого, не отпускай - с ним Рай на земле.
   Хозяин пса дрожащей и влажной рукой открыл дверь незнакомке, впуская в особняк. Девушка проявила глубокий интерес к убранству холла, но мысли вслух диктовать не желала, только лишь полюбопытствовала:
   -А какого века те часы, рядом с большой вазой?   
   -Девятнадцатого, - сказал он и проводил даму на кухню.
   За столом всё также сидела Мать и пристально смотрела на старые рваные обои кремового, но с годами посеревшего цвета. Приход незнакомки поразил Мать сильнее, чем Джека. «Зачем ты притащил её сюда?!», - хотела выкрикнуть она, но, слава Богу, сдержалась. К сожалению, глаза в языке не нуждались: на них отчетливо был виден страх матери. «Кто она?» - вспыхнуло в голове у старухи. «Уж не из тех ли африканских племен людоедов, пожирающих людей? Он привел её, чтобы убить меня?» - эти мысли, словно по дуновению ветра на свечу погасли, едва Мать взглянула в глаза девушки. «Ах, какие прекрасные голубые глаза, точно как у меня в молодости! Вся доброта мира отражается в них...»
   -Меня зовут Элизабет, - звонким голосом раздалось в комнате. - Ваш сын сказал, что у вас можно переночевать, - она посмотрела на Джека, тот в свою очередь одобрительно кивнул, с оставшийся утренней злобой покосившись на Мать.
   -А что у вас, юная леди, в чемодане? - хрипло произнесла Мать. Что-то горло болело у неё с утра, не простуда ли?
   -Книги. Библия, - с волнением, стесняясь старухи, начала говорить она. - У вас есть в доме Библия?
   Мать, переживая, что Джек вспомнит утренний разговор и назло ей скажет что-нибудь обидное девушке, быстро отозвалась:
   -Конечно же, у нас есть Библия, что за глупые вопросы, - Мать рассмеялась и предложила девушке присесть, отодвинув стул, но не поднимаясь с насиженного места.
   -Валяется где-то на чердаке, - съехидничал Джек, чего и боялась старуха. Глаза у девушки округлились, и она вопросительно, как строгая учительница смотрит на провинившегося ученика, требуя ответа, перевела маленькие голубые глазенки с парня на Мать.
   -Мы недавно переехали в этот дом, поэтому не успели разобрать вещи, - произнесла она и умоляюще посмотрела в сторону сына. «Господи, хоть бы он не сдал меня с потрохами перед этой милой черной девушкой, кому же хочеться краснеть?!»
   -Не слушайте эту глупую женщину, - рассержено произнес Джек, - она сама, кажется, не понимает о чем говорит. Мы живет в чертовой дыре, под названием Дом, уже пять проклятых лет и просвета счастливый жизни не видно на горизонте. Но, не важно, вы - чужая, не наша семья, вам не следуют знать всё, что происходит в этих стенах. По сути - Библии у нас нет и никогда не было, мы - атеисты.
   Мы атеисты. Фраза, сказанная Джеком, свалила Мать в нокаут. Разве можно быть столь ужасным человеком! Зачем позорить семью, тем более перед верующей, продающей учения Христа! Атеисты!
   Девушка, услышав о том, что здесь живут явно не её клиенты, расстроилась.
   -Но раз вас не интересует мой товар, разрешите ли вы мне провести одну ночь в доме? - спросила она, понадеявшись на удачу.
   Мать, будто бы ей предложили молитвой искупить все грехи земные, как собачка-сувенир во многих американских автомобилях закивала головой и затараторила:
   -Да, да, вы можете остаться ночевать! Мы всегда рады гостям! - (Джек с усмешкой посмотрел на Маму). - Мы предоставим вам кровать. И Библия... Почему же если мы атеисты, то обязательно не купим Библию?! Может мы с завтрашнего дня начнем жизнь заново, начнем утро с молитвы!
   Афроамериканка обрадовалась, и чуть было не захлопала в ладоши, но сдержалась и вновь показала ангельскую улыбку, на что Мать засияла.
   -Я быстренько схожу за деньгами вниз, а вы пока поговорите. Познакомьтесь поближе.
   У Джека при словах «познакомьтесь поближе» в голове стали возникать неприличные картинки, он покраснел и нерешительно сел. Элизабет поставила чемодан на стол, расстегнула молнию, что странным звуком привлекло внимание заскучавшей псины: Гарольд запрыгнул передними лапами на стол и стал изучать содержимое вместе с людьми. Она достала пять книг - две большие и три поменьше - с золотым крестом на крепкой обложке, а рядом положила белый конверт.
   -Это Иисус Христос, - девушка открыла книгу и на первой странице и вправду был нарисован черным контуром человек, возносящий руки к небу. Все это она объясняла собаке, которая так запала ей в сердце. - Наш Создатель. Хотите послушать историю о рождении Его? - оживленно обратилась она ко всем. Мать в это время вышла из кухни и пошла за деньгами на первый этаж, поскрипывание ветхой лестницы откликалось и здесь.
   Хозяина пса не интересовала история рождения Спасителя, его больше заинтересовал конверт, лежащий рядом с книгами, и он не устоял, из любопытства спросив:
   -Позвольте задать вам вопрос: что это за конверт?
   Девушка засмеялась.
   -Я так и думала, что спросите... В этом конверте скрыт Устав Божий.
   -Устав? - удивленно спросил Джек.
   -Ах, простите, - снова взорвалась смехом Элизабет, - это долгая личная история... Так получилось, что всю жизнь я прожила по уставу - прапрадед воевал за Северян в Гражданской войне, сражался против Южан, и строгая военная дисциплина царила у нас в доме всегда во всех поколениях. Всё детство прошло четко следуя воинскому уставу, придуманному дедушкой для нас - малолетних озорников и разгильдяев, - который служил в Военно-Воздушных Силах США, но, к его глубокому огорчению, не воевал. Это был список из правил, который висел на кухне на холодильнике, вроде бы ничего серьезного, но дедушка заставлял нас каждый день с утра делать зарядку, пробежку по саду, а потом идти завтракать и изучать каждый пункт списка. Не было дня, когда бы он не сказал: «Подойдите к холодильнику и прочитайте воинский устав, но вам очень поможет в жизни!». И вот, прошло двадцать лет, я стала торговкой книгами, устав в жизни не помог. Зато привычка называть каждый список, чек, квитанцию - уставом, твердо врезалось в сознание.
   -Вы наверняка терпеть не могли старика? - спросил Джек, сопоставляя свою жизнь с жизнью бедной девушки - различие небольшое. У неё - старый маразматик, зациклившийся на войнах и строгой дисциплине, у него - мать, старая маразматичка, плотно обхватившая ногами его мозолистую шею.
   -Нет, что вы, я не имею права сердиться на него - он моя семья! А семья, по заветам Господа - святое.
  Он, услышав такой ответ, хотел было выдвинуть протест, так как полностью не разделял мнение Элизабет, но потом решил не обижать христианку и промолчать. «Семья - святое! Что за ерунда! Из-за семьи я попал в эту дыру. Мама виновата во всем - она, считай, одной подписью с дьяволом - Аланом Паркером - сломала мне жизнь... От Сатаны, не иначе...»
   Конверт, лежащий напротив Джека, заставлял его руку тянуться к себе, чтобы узнать тайну, скрывающуюся внутри. У него проснулось жуткое желание в душе - разгадать секрет этого Устава Божьего и, в общем-то, ничто не мешало ему спросить у девушки разрешения вскрыть его. Но... он стеснялся. Всё долгое время он боролся со страхом - чуть, и пот со лба исчезает, но стоит Элизабет посмотреть в глаза Джеку - руки и коленки начинают предательски дрожать. И так по кругу - борьба, сдача крепости. Борьба, сдача...
   -А как вы стали бродягой? - спросил Джек, а через секунду осознал, что ляпнул. «Бродяга! Господи, следи за своей речью - сколько раз можно повторять себе!» Пот выступил на лбу, руки задрожали, лицо побелело. Девушка заметила переживания молодого человека, внезапную смена цвета лица, как он нервно бьет пальцами по столу, и спросила:
   -С вами всё в порядке? Вы хорошо себя чувствуете?
   Джек же пропустил слова Элизабет мимо ушей.
   -То есть, как вы стали продавцом учений Господа? Это ваша основная работа?
   Элизабет улыбнулась и едва не захохотала, тоненькой ручкой прикрывая губы, сдерживая подлый смешок: волнения о молодом человеке отступили.
   -Как вы думаете, если бы у меня имелась прибыльная работа, стала бы я продавать Библию? Стал бы хоть один человек в мире работать за те гроши, которые я получаю от продажи книг? С трудом верится, - с этими слова лицо девушки стало настолько серьезным, что прошлого веселья как бы и след простыл. В то же время она гордилась тем, что делала - она уникальна, торговца Библией вы больше нигде не встретите. Лицо Элизабет говорило: «На Страшном суде Господь обязан будет пощадить мою душу, только за то, что я торговала его заповедями, просвещая людей, наставляя на путь истинный за те ничтожные гроши, которые они мне платили».
   Зависть - чувство, неведомое Джеку, незаметно прокралось в душу: девушка, не имеющая ничего - семьи, нормальной работы, любви, - счастлива, странно счастлива. Счастье - то слово, ради которого Джек способен продать душу, подняться на самую высокую гору... он никогда не понимал, что это значит. Вся жизнь проходила настолько скучно и обыденно, в таком быстром темпе, что он лишь грезил о нем, мечтал, что когда-нибудь, приложив усилие в юности, бездумно, возможно, растратив её на учебу, вмиг достигнет его. В один прекрасный миг он получит всё, он был уверен в этом. А Мать взяла и перечеркнула будущее!
   Джек решил кое-что уточнить для себя:
   -У вас, как я понимаю, нет семьи? - произнес он.
   -Нет, - она отрицательно махнула головой.
   -А дом есть? - спросил он.
   -Мне пришлось продать его, чтобы погасить кредит, - равнодушно бросила Элизабет.
   -И любящего человека нет?
   -Я одна.
   Джека, при каждом слове Элизабет, распирало от негодования - почему, почему же она, черт её подери, счастлива, сидит и кормит моего пса историей о рождении Христа? Не может быть человек счастлив только лишь молитвами!
   Страх ушел, руки и колени перестали дрожать, и он задал вопрос, контрольный вопрос, который как онкологический рак пожирал Джека изнутри, не давая ему спокойно жить:
   -Прошу, скажите мне, - молил он, чуть ли не вставая на колени, - почему вы счастливы? Почему?! - крик заставил комнату остановиться и обратить внимание животного и женщины на молодого человека, покрасневшего от злобы и негодования.
   -Улыбка ещё не означает, что её хозяин счастлив, - маска ангела снова была надета Элизабет, она ни чуть не удивлялась и не пугалась парня, продолжая левой рукой гладить пса. - Но вы правы - я счастлива. Хотите узнать почему? - она одарила парня надеждой, коварным взглядом вершительницы судеб смотрела на него - маска ангела испепелена. - Все ответы кроются в конверте - там, где Устав Божий.
   Тоненькая ручка Элизабет показывала на конверт, а он сверлил его взглядом, жажда открыть его находилась на пике потребностей Джека - он может прожить без еды, воды, сна, половых отношений, - но, если в течение десяти минут не вскроет его, то - смерть. Счастье, возможное решение всех проблем находилось так близко, что стоит только протянуть руку и оно твоё на веки.
   -Дорогие мои, вы в порядке? - крикнула с лестницы Мать, едва услышав отчаянный вопль сына. Она сразу полюбила милую черную девушку, но всё же побаивалась её. Ещё её бабушка рассказывала, что черные - опасный и ненадежный народец: они с удовольствием отвильнут по случаю от работы, никогда не знаешь, что от них можно ожидать, глаза их всегда отображают одно чувство - недоверие. Мать видела множество негров, работающих на плантации её бабушки, приметив, что они, вдобавок, ещё и самолюбивы. Но Элизабет Мать не боялась - её ангельские глаза отражали иное - свет, яркий свет, который зазывал за собой, и Джек был ослеплен этим светом и, пожалуй, был готов преобразиться из среднего экономиста в гордого продавца Библии. - Я слышала как кто-то кричал.
   Мать со скрипом давно не испытывающих масляной смазки петель открыла дверь и вошла, держа три купюры в руке - старые, походившие по рукам стодолларовые банкноты зеленого цвета. Она играючи пошелестела ими, гипнотизируя девушку. Но Элизабет не сильно возбудилась, увидев их, а лишь уточнила, отпустив пса:
   -Вы покупаете Библию? Или Устав Божий? - при этом она смотрела не на старуху, а на парня.
   -Устав Божий? Что это за, - Мать хотела сказать «чушь», но вовремя передумала, понимая, что это прозвучит оскорбительно, - штука?
   Джек мгновенно оживился, встал, вежливо, как никогда, попросив Маму:
   -Давай выйдем из кухню, нам надо кое-что обсудить.
   Он развернул старуху и, держа её за плечи, направил к двери. Он подвел её под обветшавшую лестницу, которую каждый день клялся починить, и стал шептать над ухом:
   -Послушай, нам это Библия к черту не нужна.
   Мать сплюнула.
   -Толку то от неё, ты сама подумай, - лихорадочно трещал Джек, - зачем она нам сдалась? У девушки есть конверт, а там Устав Божий! Она говорит, что в нём - спасенье, удача, счастье! Представляешь, мы, наконец, будем счастливы! Господь, словами этой девушки, перенесенными чернилами на бумагу, хочет направить нас на истинный путь, я точно знаю! Посмотри ей в глаза и сама всё поймешь - она ангел! Он хочет на путь истинный направить!
   Джек говорил всё, что приходило ему на ум в первую очередь, не страшась нести бред. Он надеялся, всем сердцем надеялся, что Мать всё поймет и поддержит его. Заплатить всего несколько зелёных американских долларов ангелу и они спасены!
   -Но с утра ты говорил совершенно другое! - хитро подловила его Мать, но Джек не обратил на это внимания, а возбужденно, как самой близкой подруге, шептал ей что-то о беспечной жизни, богатстве и собственном ресторане, держась рукой за фиолетовую занавеску, подвешенную на окне возле лестницы.
   -Поверь, мы начнем новую жизнь! Ты же всегда мечтала о собственном ресторане, а с этой бумагой мы заживем счастливо, мы возродимся как феникс из пепла, как... - Джек уже не знал, что сказать, жалобно смотрел в пустые глаза Матери, потерявшие прежний огонек задора, который он помнил ещё с детства. Они прозрачными бусинками уставились на него, говоря: «Мы не понимаем, что ты говоришь и понимать не желаем».
   Джек вздохнул.
   -Делай всё что хочешь, завтра я на свои деньги куплю этот устав, и ты не сможешь мне помешать. На свои деньги! - рявкнул Джек, засуетившись.
   Матери до жути понравилось, как её сын злится на неё, он словно пес, готовый сорваться с железной цепи и порвать на клочья - только дай повод, подойди поближе к будке. Эта злость и негодование нужно ей как наркотик для психологического удовлетворения, как вампиру нужна кровь, чтобы подпитывать жизненные силы. Сколько раз она говорила себе прекратить эту низкую для пожилой и мудрой женщины игру, но остановится не могла - она стала зависима.
   -Я не позволю тебе, молодой человек, купить этот чертов Устав Божий! Мы возьмем Библию и черная женщина раз и навсегда уйдет из нашего дома!
   -Вот завтра и увидишь, кто из нас будет прав! - завизжал Джек и казалось слезы тоненьким серебряным ручейком юной кокетки потекли из глаз. Он не мог больше сдерживать эмоции, схватил пса за красный ошейник, который всегда был надет на собаку, и направил его вверх по лестнице, повторяя про себя: «Завтра и увидишь». Голос его дрожал.

   Джек взбирался на второй этаж к себе в комнату. Пес уже давно был наверху и ждал хозяина, остановившегося на полпути. Но хозяину внезапно стало трудно дышать, лоб вновь покрылся холодным потом, сердце выбивало аргентинские ритмы, ни на секунду не желая возвратиться в прежний спокойный цикл.
   -Всё хорошо, не волнуйся, у меня не может быть проблем с сердцем - я молодой, - уверял хозяин пса, но в душе знал, что не просто так всё происходит в жизни - это начало конца, о котором Мама прекрасно знала и намеренно не водила маленького Джека к врачам, чтобы в будущем загубить его судьбу.
   Джек поборол себя и преодолел последние ступени, сразу же направившись в спальную комнату, вялым жестом руки зазывая пса, который и так послушно следовал за ним.
   -У меня не может быть проблем с сердцем, - повторил он, свалившись на скрипучею постель. Собака последовала его примеру.
   Джек перевернулся на живот и с трудом достал из-под кровати бутыль рома - отличное место для тайника с алкоголем. Он откупорил крышку, и сладкий резкий запах ударил в нос, что заставило его малость вздрогнуть. Волнения отступили.
   Джек глотнул, но задержал во рту напиток, отчего ему стало так блаженно, что он не смог больше терпеть и отправил жидкость в путешествие по телу. Все эти действия он проделал шесть раз, после чего без страха обнаружения Мамой бутыли поставил её на пол и лег головой на подушку, посматривая в черную точку на потолке.
   Прошла первая половина дня, но Джек устал и не мог совладать со сном - глаза слипались, голова предательски гудела. Но он боролся - с друзьями в спорах, с мамой в спорах, с преподавателями в спорах, даже с судьбой в спорах - всё велось к этим баталиям, а он по природе своей был терпелив, настырен, непреклонен и всегда выходил победителем, развевая флаг правды над поверженными врагами. А вот с судьбой спорить сложнее - она не выслушает твои аргументы, она знает всё наперед и сдаться для неё - означает остановить свой ход случайных событий (плохих или хороших - не важно), отдаться в руки безмозглому человеку, который так хочет счастья. И Джек его очень хотел.
   -Мы купим тот чертов конверт, обязательно купим, - промямлил хозяин, повернувшись лицом ко псу. - Главное не заснуть, не проспать завтрашнее утро...

   Джеку привиделись танцующие в хороводе негры во главе с его Мамашей, Гарольд в шляпе-котелке играющий марш Мендельсона на пианино, Элизабет, которая стояла в центре хоровода и раздавала каждому белый конверт.
   В коридоре были слышны шаги, перешептывания, и отчетливый, режущий по ушам голос Мамаши...

   -Проснитесь! - произнес силуэт, сидящий рядом на кровати с Джеком.
   Собака два раза гавкнула.
   -Тише, тише, это ваша гостья - Элизабет, - взволнованно произнесла девушка, нежно проведя рукой по спине собаки. - У меня есть то, что вам нужно.
   Джек моментально проснулся, словно Господь вылил ведро воды на его голову. Ангел пришел! Ангел пришел!
   Ему не верилось, что всё происходит наяву. Глаза не обманывают его? А разум?
   -Ваша цена? - он перешел сразу к делу, ждать и терпеть он не мог.
   В темноте нельзя было разглядеть - улыбнулась ли девушка или нет, она лишь махнула головой, распустив волосы. Она сливалась с темнотой - нет! - девушка и есть сама тьма, спустившееся на землю, она часть природы, часть мира...
   -Я посмотрела на вас и поняла - вы страдаете, мне откровенно жаль вас, поэтому уступаю конверт...
   Сердце Джека вновь застучало аргентинским ритмом... Он жаждал услышать: «даром».
   -Даром.
   Он потерял дар речи. Иисус Христос смиловался над ним и послал ангела, чтобы направить на путь истинный - сколько же он ждал этого момента, сколько лет терпел свою Мать! Теперь всё будет иначе!
   -У меня есть ещё кое-что для вас, - луна проникла в комнату и осветила ангела, её лицо улыбалось, но голос уже не был таким тонким, как при первой встрече: робость пропала, оно было серьезным и в то же время воздушным. Элизабет вытащила то, чего Джек боялся больше всего в жизни, о чем избегал даже думать...
   Револьвер.
   -Зачем он мне? Откуда он у вас? - прошептал Джек, рука непроизвольно тянулась к бутылке, а он пытался сдержать себя. Ночь, а он хочет пить.
   -Всё идет от моего дедушки, - Джек почувствовал, что она улыбнулась. Вновь. - Вы сами знаете предназначение этого оружия. Решите все свои проблемы одним разом, - Элизабет замолчала, зачем-то взглянув на пса, задремавшего у ног хозяина. - Красивый пес.
   -Спасибо, - неуверенно выдавил Джек. Ангел поправила прядь волос.
   -Устав Божий вы обнаружите на кухонном столе завтра утром, - сказала она, осторожно передав оружие Джеку.
   На мгновение наступила тишина. Она посмотрела ему в глаза - в них отражалась вся доброта мира, всё его тепло.
   -Прощайте.
   -До свидания, - пролепетал он.
   Ангел звонко засмеялась, последний раз погладила пса и вышла из комнаты.

    Утром Джек не обнаружил собаки, которая всегда лежала рядом с ним, переживала вместе с ним грозу, встречала мягкие лучи солнца. Хозяин сначала вздрогнул, когда обнаружил пропажу, но потом понял - это Мать забрала у него пса.
   Голова не переставала гудеть. Он боролся с болью как мог - быстро вскочил с кровати, что несомненно отразилось в голове церковными колоколами, постоял с секунду и уверенно направился к двери.
   В руке Джек сжимал бездушный металл, который через несколько минут заберет чужую душу, отправит её к Богу.
   Дверь со скрипом открылась, он вышел и огляделся по сторонам - безмятежно, повсюду тишина и покой, Мама спит.
   Он проснулся от странного звука, что и, в каком-то смысле, заставило его действовать. Джек уже ничего не боялся - ему настолько осточертела жизнь в этой дыре, эта женщина, которая только мозолила ему шею, что он был решительно настроен стрелять. Ему неизвестны премудрости стрельбы - оружие никогда не прикасалось к пальцам, они прикасались лишь к студенческим книгам, он надеялся на то, что стоит навести его на человека, нажать на курок и конец для кого-то наступит. Револьвер - вершитель судеб и залог его светлого будущего. Он не боялся, вовсе нет...
   Джек спускался с лестницы, оглядываясь по сторонам. Везде царил беспорядок, вещи были раскиданы по всему дому, что насторожило Джека. Часы девятнадцатого века пропали. Спустившись на первый этаж, он остановился в раздумье.
   -Что же здесь произошло? -  произнес Джек, в горле запершило, затем он кашлянул. - Неужели ангел могла обокрасть нас? - спросил он сам себя, разглядывая тряпки, валяющиеся на полу. - Нет, не может быть...
   В голове у Джека всплыл образ милой черной девушки, со звонким голосом и ангельской улыбкой.
   -Деньги! Мои деньги! - он заревел, словно раненная на поле сражений лошадь, и рванул к своей драгоценной шкатулке.
   Около комода лежала шкатулка, в которой в детстве Джек хранил сладости, а сейчас - деньги. Он дрожащими пальцами открыл её... волосы встали дыбом, колени покосились - обнаружилась пропажа, несравнимая, пожалуй, ни с чем: зеленые банкноты американских долларов бесследно исчезли. Суть жизни пропала.
   -Это сделала Мать, - рассуждал Джек вслух, направляясь на кухню, сжимая в руке хладную сталь, - милая Элизабет, мой ангел, не могла совершить преступления... Я не верю!
   Джек взревел и ногой вышиб дверь, направив пистолет вперед. Прозвучал выстрел...
   Собака не залаяла, она смиренно сидела на кафельном полу и лизала с пола виски, растекшиеся из разбитой бутылки, которую хозяин вчера запрятал за мукой. Беспорядок царствовал и здесь: пшенка повсюду рассыпана, личные вещи Джека каким-то образом оказались на столе, специи снегом устилали всё пространство, вода текла на пол из забитой нижним бельем раковины.
   На столе лежал белый конверт - его спасение. Ангел не соврала.
   Джек уже протянул руку навстречу счастью, но раздались громкие мужские голоса:
   -Ни с места, никому не двигаться - это полиция!
   Трое человек в форме ворвались в дом и загородили выход из кухни. Джек машинально поднял оружие, прицелившись в женщину и спустил курок.
   Выстрел из дула его пистолета не раздался.
   Выстрел из пистолета женщины-полицейского огласил кухню, пуля прошла насквозь через руку Джека. Он упал рядом с Гарольдом, конверт прилетел к лапам изрядно опьяневшей собаке. Хозяин пса правой рукой, которая избежала пули, смог фантастическим образом достать послание от Бога - это был кредит на имя Джека Оливера суммой в пятьсот тысяч американских долларов.
   Дикий вой когда-то молодого горячего парня огласил дом.
   -Вяжите этого сумасшедшего, - приказал жестом руки старший, - поаккуратнее с ним - у него оружие, и это он, кажется, связал свою мать на втором этаже. Бедная женщина, какой шок для неё! Господи Иисусе, куда катится этот город? - вздохнул он.
   Джек в последний раз взглянул в глаза собаке - в них отражалась вся доброта мира, всё его тепло.