Выкладываю на этот совсем детский фандом только потому, что этот фик с некоей претензией на не самый детский авторский рассказ а на родном форуме живут только дети до 17 если я не права - поправьте) Ах, да, идея и стиль сей нетленки частично, но очень честно сперты у Антона_1980, с его разрешения.
Готова к любым отзывам и комментариям, кроме неаргументированных "эй, аффтар, чем ты думаешь?"

Фандом: Таня Гроттер
Жанр: недомелодрама
Таймлайн: постканон

Я продам всю тоску свою дьяволу,
Подарю свою боль я луне,
Выпью зелье любовное пряное
И отдамся всем сердцем весне.

Пусть глаза загорятся радостью:
Никому не узнать о былом!
Буду жить, упиваясь тяжестью
Моей лжи в нежном взгляде твоем.

     Я привык к нашему Городку. Мне здесь даже нравится. Он такой тихий, уютный… первое время мне все казалось, что тут ничего никогда не происходит – затяжная холодная зима будто заморозила жизнь, запечатлев лишь резные ярко-белые слайды узких заснеженных улочек, иногда высвечивая вечером теплое желтое окно какого-нибудь дома в глубине двора за невысоким деревянным забором.
     Весна сюда ворвалась внезапно, где-то в середине марта: с первым теплым дождем, который растопил почти весь снег за пару часов, и хором велосипедных звонков и счастливых детских голосов. Уже через несколько дней на яблонях и сирени набухли почки, и к апрелю весь Городок покрылся молодой свежей зеленью. Одновременно с ней во мне росла надежда поступить в соседнем Городе в ВУЗ со смешным лопухоидным названием: «Высшая Школа Гуманитарных наук в Городском районе». Я выбрал исторический факультет – частично это связано с моей любовью к живописи, а частично… не знаю, просто так захотелось. Я так давно не исполнял своих желаний, не жил для себя, что теперь самое время восполнить пробелы.
     Яркое и по-летнему теплое солнце постоянно напоминает мне Таньку. В мелочах, в коротких эпизодах: то мелькнет солнечный зайчик в каштановых волосах какой-нибудь девчонки, на миг придав им тот самый рыжий оттенок, то отразится в чьих-нибудь глазах шальной лучик, зажигая их непередаваемым восторгом полета, то дети ищут в облаках ее любимых драконов… Мне еще нет и девятнадцати, так неужели кроме воспоминаний мне нечем жить? Есть, и еще как. И надоело оглядываться на прошлое. Говорят, раны на сердце рубцуются, но иногда старые шрамы ноют. Интересно, а есть ли способ ускорить процесс?
      У дверей института стоит толпа абитуриентов: сегодня должны вывесить списки поступивших. Я встаю чуть в стороне. А вот и секретарь: расталкивая всех, женщина средних лет пробирается к стенду.
     - А ну отойдите, не мешайте вешать! Кому говорю?
     В гомоне молодежи можно было различить отдельные «а Самойлов есть в списке? Скажите, Альрих поступила?» и так далее. Секретарь не выдерживает и, повернувшись к окружившей ее стайке вчерашних школьников, строго, по-военному зло отчеканивает:
     - Все три шага назад. Ну! Раз!.. – ребята послушно делают маленький, на полстопы шажок. – Так не пойдет. Нормально давайте. Два!.. – они делают шаг чуть шире. – Три!
     Она вкладывает листки со списками в соответствующие ячейки и быстрым шагом удаляется. Народ буквально прилипает к стенду. Через некоторое время остается всего несколько человек, не успевших еще рассмотреть имена.
Есть! Я зачислен. Развернувшись, я чуть не сбиваю с ног хрупкую девочку. В белой маечке, джинсовых шортах и кучей браслетов-фенечек на запястье она выглядит совсем еще ребенком. Ее изумрудно-зеленые глаза наполнены слезами.
     - Я не поступила, - одними губами шепчет девушка, убирая с лица растрепавшиеся на ветру недлинные рыжие локоны.
     - Не грусти, - поддавшись иллюзорному порыву, я обнимаю незнакомку за плечи.
     Она доверчиво смотрит мне в глаза, как будто я могу что-то изменить. Могу, в принципе. Например, поднять ей настроение. И себе заодно.
     - Что бы ты сейчас хотела?
     - Пойдем есть мороженое? – она уже несмело улыбается, а в ее удивительных глазах расцветают солнечные лепестки.
     - Ну, пойдем, девочка-лето.
     Лилия оказалась удивительным человеком, любящим жизнь, и жизнь в ответ любила ее. Настроение девушки могло меняться по сто раз на дню, но почти всегда это были градации хорошего: от нормально-приподнятого до задорно-безбашенного. Рядом с ней всегда было интересно, легко и весело, не приходилось думать о завтрашнем дне – она сама придумывала, куда мы пойдем и чем займемся. С ней я забывал о Тане, о магии, о прошлом…
     Наше с Лилей лето завершилось благотворительным фестивалем дебютных фильмов молодых режиссеров. Сегодня первый день занятий, и впервые за три месяца я иду куда-то без девушки, которой я случайно дал повод думать о влюбленности.
     Аудитория постепенно заполняется первокурсниками. Рядом со мной садится темноволосая девушка с несколькими тонкими яркими багряными, оранжевыми, желтыми и зелеными прядями в длинных, до поясницы, косах. Ее большие, с томной поволокой, карие глаза подведены темно-зелеными тенями, а тонкие губы – приглушенно-бордовой помадой. Бледные скулы слегка очерчены перламутровой пудрой. Вроде бы, на первый взгляд, не слишком удачное сочетание, но ей безумно идет. Девушка-осень.
     - Займи мне очередь в буфете, - просит она после третьей пары.
     Вот так просто – займи, и все. Ни тебе «пожалуйста», ни «если не сложно»…
     Вечером мы уже возвращаемся вместе, и мне совершенно все равно, что нам в разные стороны. С ней интересно разговаривать о литературе, классической музыке, о различных сортах табака и вин и о художественной культуре. Ее легко фотографировать – любой кадр с ней выходит великолепно, и природа оттеняет гармоничную красоту Регины.
     Осень прошла с легким налетом французского шарма, оставив за собой воспоминания о ярких красках опавшей листвы, пряном аромате мокрого леса близ ее Города и долгих, разжигающих воображение поцелуях с легким привкусом глинтвейна.
     Первый снег, едва долетавший до земли, но чаще таявший прямо в воздухе, принес с собой случайную встречу. Я сидел в маленьком сквере около автобусного вокзала в Городе, поджидая нужный маршрут, и рассматривал прохожих. В это время года люди одеваются настолько различно, что, вырвав их из декораций и поставив в студии, не поверишь, что все они только что находились в одинаковых погодных условиях. Вот прошел молодой человек: на нем широкие джинсы, кеды и толстовка. Мимо пронеслась девчонка в сапожках на тонкой шпильке, короткой юбке и болоньевой куртке до начала бедра. В маршрутку садится женщина в толстом пальто с глухим воротом и ботинках на почти плоской танкетке. Из подъехавшего автобуса выходят двое мужчин – один в легком костюме, второй в толстой куртке. Вслед за ними из салона легко выпрыгивает молодая женщина лет двадцати с небольшим. По ее легкой игривой походке и радостному взгляду видно, что она еще помнит, как ей было пятнадцать. Из-под ее белой шапки-сеточки выбиваются светло-каштановые пряди чуть ниже плеч, светло-кремовое пальто не застегнуто,  под ним надето легкое белое платье с воздушными рюшами, зона декольте небрежно прикрыта легким шарфом. Она ненадолго задерживается в сквере, прежде чем пройти его насквозь, подставляет ладони и лицо первым несмелым снежинкам. Женщина-зима.
     - Нравится?
     Я с изумлением понимаю, что смотрел на эту сказочную женщину, не отрывая взгляда и едва ли не открыв рот, забыв обо всем на свете. Передо мной появляется Жанна, одетая точь-в-точь как та прохожая. Даже шарфик уложен так же. Только бледная кожа Аббатиковой и ее тихий, с придыханием голос гораздо больше похожи на зимний ветер. И каштановые волосы как-то странно, непостижимо правильно вписываются в этот белый холодный образ.
     - Тебе идет. Даже больше, чем ты думаешь.
     Она равнодушно отворачивается от меня и садится на противоположную лавку. Я, немного подумав, подсаживаюсь к ней. Ведь не просто же так она пришла сюда?
     - Да, - она не стала скрывать, что подзеркаливает. – Есть две новости. Первая тебе не понравится, а вторая – я выхожу замуж. Мне нужно твое… разрешение, что ли?
     Я понимаю, что она имеет в виду. Нужно, так нужно. Я ведь всегда хотел, чтобы она была счастлива с кем-нибудь? Осталось только произнести слова возврата клятвы. Отчего-то мне не хочется делать это прямо здесь, в промозглом сквере.
     - Зайдем в кафе, - я встаю и уверенно протягиваю Жанне руку. – Заодно и первую новость расскажешь.
     На миг в ее серо-черных глазах мелькает радостное удивление, которое вновь сменяется равнодушием. На этот раз – точно напускным.
     Мы заказали зеленый чай и две порции роллов.
     - Знаешь, - начинает она, - я думала, что никогда не полюблю. Ведь некромаги – однолюбы.
     - Да. А еще некромаги не умеют любить. Странное сочетание, правда? Также некромаги всегда добиваются своей цели, не умирают, не передав дара, и не выживают, лишившись силы. Похоже, мы вдвоем нарушили пять правил из десяти.
     Она улыбается кончиками губ.
     - Причем твоих нарушений целых четыре.
     Жанна слегка взволнована, но пока еще не настолько, чтобы проявился дефект речи.
     - И, да… Гроттер и Валялкин обвенчались по обряду в августе. Так что твоя цель теперь не то, что недостижима, она просто перестала существовать.
     - Это и есть та новость? – она медленно кивает в ответ, не сводя с меня внимательных глаз. – Ну, это было ожидаемо. Я не шокирован и не расстроен. И я не думаю, что исчезну или умру.
     - Ты забыл ее?
     Вопрос звучит чуть резче, чем хочется Аббатиковой, а в ее глазах я вижу… надежду? Да ну, ерунда какая. Жанна полюбила и собирается замуж, ей необычайно повезло, и все, что от меня нужно – это произнести несколько слов.
     - Я, Глеб Бейбарсов, освобождаю тебя, Жанну Аббатикову, от данной мне клятвы и всех прочих обязательств передо мной. Именем Света, Тьмы и Хаоса.
     - Именем Света, Тьмы и Хаоса, - она выпустила под стол слабую белую искру.
Жанна выглядит разочарованной. Или мне опять видится не то, что есть на самом деле? Кстати, а давно я перестал верить глазам?
     - В сквере, - отвечает на мои мысли Жанна.
     Бесстыжая. Пользуется теперь, что я для нее как раскрытая книга. Ты ведь всегда хотела разгадать меня? Ну, что ж, поиграем в твою игру. Я экранирую все мысли ярким образом нашего с ней поцелуя и вижу, как загораются ее глаза. Теперь они не холодного темно-стального оттенка, а теплые, почти черные, с серо-бежевыми вкраплениями.
     - Поехали к тебе?
     Я молча встаю, со мной же встает и Жанна. Краем глаза замечаю, что она кидает на стол крупную купюру, при этом продолжая смотреть на меня с неприкрытым желанием. Мы садимся в стоящее близ кафе такси.
     - В Городок, пожалуйста.
     Все было так… именно так, как я себе и представлял: немного скованно, чуть-чуть развратно, головокружительно и незабываемо. Интересно, а она не пожалеет об этом, когда придет черед Весне сменять Зиму?
     - Не пожалею, - уткнувшись в мое плечо, шепчет Жанна, уже привычно вычитывая мои мысли.
     Я с какой-то несвойственной нежностью поправляю белое покрывало, в которое она завернулась. Все-таки белый ей намного больше к лицу, нежели ее любимые красно-черные сочетания. Жанна расторгла помолвку, осадив начавшего было возмущаться жениха одним движением брови в маленький дисплей карманного зудильника. «Я так желаю», - надменно добавила Аббатикова, прежде чем сбросить звонок.
     Тетя Инна предусмотрительно ушла в свою комнату «смотреть сериал», предоставив в наше распоряжение кухню, ванную и гостиную с большим телевизором, а прежде чем пойти спать, она шепнула, что девушке не обязательно уезжать. Вообще. И Жанна осталась.
     Восхитительно-белая зима, освещенная ярким морозным солнцем и пронизанная тысячей мельчайших кисталликов-бриллиантов замерзшего воздуха, дома была теплой, уютной и наполненной спокойной, выдержанной любовью Жанны. Но однажды она рассыпалась на тысячи осколков.
     Я шел по коридору своего института, и навстречу мне бежала девушка в легком зеленом платье. Мне хватило только пристально посмотреть на нее, и она остановилась. Ее светло-карие, почти желтые глаза смотрели доверчиво и немного игриво. Ее парфюм был сладко-горьким, как луговые травы.
     - Не смотри так на меня, я просто дитя весны!
     Она убежала дальше, а я так и стоял, пытаясь понять, что я думаю и думаю ли вообще.
     Дома Жанна встретила меня мокрой сталью своих глаз, улыбаясь одними губами и стараясь не разговаривать, чтобы не было заметно, как она глотает согласные. Спать я лег в гостиной.
     - Глеб, - она присела на край дивана, не зажигая света. – Один вопрос, и я уйду.
     Я с удивлением обнаружил у себя в арсенале чувств стыд и жалость. Именно их я сейчас и испытываю к Жанне.
     Она включает свет щелчком пальцев.
     - Скажи, мне идет зеленый?
     На ней надет широкий шарф из темно-зеленой органзы и короткое атласное платье. Покрой совершенно отличается от виденного на «ребенке весны», намного более выгодно подчеркивая всю красоту некроведьмы. Она преобразилась из холодной снежной королевы в теплую, яркую, свежую весну. Ее светлая кожа переливалась перламутром в искусственном свете лампы, и, казалось, девушка похожа на жемчужную статую Афродиты, только что вышедшей из морской пены.
     - Прости меня.
     Мне хочется сказать намного больше, встать перед ней на колени, просить прощения, клясться в любви, которой нет… поэтому я привычно уже экранирую свои мысли «желанием» ее ласки.
     - Я не сержусь. Ты не прогонишь меня?
     Прости меня, мой добрый человечек, моя нежная и верная девочка. Прости за эту ложь, с которой тебе жить, вероятно, всю оставшуюся жизнь.
     - Нет. Я люблю тебя.
     Она смотрит с желанием верить, и, кажется, верит.
     «Черт, все некромаги – однолюбы. Но ты ведь больше не некромаг, Глеб?»
     За окном забарабанил первый весенний дождь.

Отредактировано Draco (2010-06-11 11:20:15)