-Нет, конечно, у всех жизнь складывается по-разному… - Аспер еще сильнее вжал голову в плечи, когда очередной булыжник с грохотом разнес недалеко стоящее дерево. – Но почему у некоторых настолько по-разному?!..

Бывший инженер – а нынче первый кандидат в покойники – Аспер еще раз, не замедляя шага, критически оглядел безнадежно погнутый меч, попытавшись все-таки засунуть его двумя руками в ножны. Бесполезно: проклятая железяка, издевательски оцарапав руку, в очередной раз застряла на второй же ладони длины.

Выкинуть – не выкинуть… Вроде вот сейчас и мешается, а ну как догонит кто – очень даже не лишним будет, хоть и гнутый. Ну да и ладно, гнутый и гнутый, не стрелять же из него, в конце-то концов… А по башке огреть кого – еще сгодится, если суметь попасть, конечно… И вообще, головой работать надо, а не мечом, головой! Надо… было… Ох. Вообще нет, не стоит. Головой уже раз поработал – и неплохо поработал, стоит признать! – а толку?

Толк не заставил себя ждать: очередной валун весом под сотню пудов заставил загудеть землю, хоть и упал достаточно далеко. Хоть это и казалось уже невозможным, Аспер еще сильнее ссутулился и, крякнув, перешел с быстрого шага на мелкую, тяжелую рысь. Проклятый меч мешал неимоверно, но выбрасывать его было пока что не с руки. В голову бывшего инженера вкралась мысль, а не избавиться ли от ножен, бьющих по ноге – но была быстро опротестована: ножны были единственным предметом, хоть как-то сохранившим товарный вид, а потому в недалекой перспективе их можно было продать или обменять: хотя бы за миску еды и ночлег…

При мысли о еде солдатский желудок привычно уркнул, но тут же поспешил спрятаться поглубже при очередном гулком ударе – впрочем, уже не таком близком. Гудящие ноги требовали пощады: не так-то просто даже в его двадцать с небольшим лет вот так бежать в гору, таща на себе полпуда кольчуги – да еще и меч этот, будь он неладен. В голове мелькнула шальная мысль: хорошо, хоть не латником был, а то бы сейчас не эту кольчужку тащить, а полный панцирь, в котором никак не меньше трех пудов. Н-да. Лучше бы латником был, ей-богу: у них служба хоть и считается опаснее, чем у таких тыловых крыс, как он, но почему-то не всегда так выходит – и вот он, Аспер, пока еще живое свидетельство яркого несовпадения теории с практикой. Впрочем, насчет живого – это весьма относительно. Сейчас, может быть, еще ничего в суматохе не поняли и его не ищут, но поймут. И найдут. И ох как скоро.

Страх попытался было отдать усталым ногам команду бежать еще быстрее, но был послан по труднодоступному адресу, вчера подслушанному у костра новобранцев, и смиренно затих: под ногу подвернулась подлая плеть дикой ежевики, став причиной еще одного глухого удара – Аспер растянулся на земле, едва не пропырнув себе бедро злокозненным клинком.

Чтобы не давать судьбе лишнего повода посмеяться над ним, Аспер решил сделать вид, будто изначально запланировал небольшую передышку – и блаженно растекся по нагретой за день земле холма, на который он упрямо карабкался последние полчаса. Звуков погони вроде не слышно – только опять что-то бухнуло далеко внизу – да и направление для побега он выбрал с перепугу такое, что более идиотского варианта и в голову не придет – на скалистый, поросший можжевельником холм, у подножия которого разбил лагерь его отряд. Уж сюда его точно не полезут искать, а и полезут – не найдут. Следы на каменистой почве легко теряются, да и поди, найди их начало, когда вся земля основательно перепахана тяжелыми валунами.

Лень почти без боя победила здравый смысл, и Аспер решил, что и здесь можно будет отсидеться какое-то время – хотя бы до темноты – а потом идти дальше. Как только пот перестал немилосердно щипать глаза, тяжесть в конечностях немного прошла – до неопасной для жизни отметки, – а холм перестал вздрагивать от ударов, наемник рискнул подняться и взглянуть, что же творится внизу.

После нескольких минут поиска подходящей смотровой площадки инженер вышел на небольшой уступ, густо поросший неизвестными ему, на редкость колючими растениями. Картина внизу, увы, полностью соответствовала его невеселым ожиданиям. Даже непривычный ракурс не оставлял сомнений: несколько относительно целых палаток, в одной из которых отчетливо виднеется сквозная дыра – это остатки лагеря; на пару сотен саженей левее – огромный, некогда покрытый мхом валун, служивший мишенью для испытаний; а вон то – Аспер проглотил постыдный ком в горле – вон та груда обломков, сочащаяся сизым дымком – это не что иное, как остатки его машины.

Два года расчетов, унижения перед магами, которых он упрашивал помочь в построении баллисты, полгода в очереди с прошением к Императору, два часа откровенного ужаса пред очами государя и четыре долгих месяца, потраченных на сборку и испытания – вот что сейчас догорало у основания холма. А через три дня – проверка имперского чиновника… Аспер почувствовал, как надежный камень холма закачался под ногами, поневоле схватился за куст, смачно помянул нечистого, только по воле которого и могли вырасти такие колючие образины – и вновь погрузился в воспоминания.

Гремучая жидкость, стремительно расширяющаяся при смешивании с обычной теплой водой, формула которой лишь чудом не стоила ему оторванной головы – была основным элементом. В самой конструкции баллисты не было ничего из ряда вон выходящего: тяжелое основание, которое не давало ей завалиться на бок при стрельбе, поверх стоит надстройка на турели: резервуары с жидкостью и водой, направляющая, по которой вылетает камень, а между ними – здоровенная емкость с камнями подходящего размера.

Нет, ну и все же – что произошло-то? В памяти Аспера, который спал сном праведника после целой ночи расчетов (сопливо-стихослагательное вдохновение никогда не посещало его – только суровое математическое), задержались только некоторые моменты. Вначале его разбудил калечащий уши лязг и грохот – как будто стосаженная статуя Хранителя Империи вдруг ожила и вздумала прогуляться у его палатки. Потом что-то злое, тяжелое и круглое снесло шатер его палатки и протащило по земле, пропахав борозду на полсажени глубиной. Потом… потом он куда-то помчался, и у него откуда-то появился меч – своего-то отродясь не было, не положено. А способность внятно соображать вернулась к нему уже тогда, когда он, согнувшись, как трубочист в узком камине, бежал – подальше от того бесчинства, которое вытворяла, без сомнения, его же машина.

Еще раз бросив взгляд на искореженное поле, Аспер смог сделать два относительно внятных вывода. Первый: по какой-то причине баллиста начала артобстрел территории – и не похоже, чтобы кто-то позаботился о наводке на определенную мишень; и вторая: скорострельность и убойная сила машины явно превосходили его самые смелые ожидания. Даже по отдельности оба предположения звучали как полный бред: вчерашние расчеты вообще показали, что машина сейчас работает лучше, чем это в принципе возможно. Аспер, приподняв край кольчуги, задумчиво поскреб пятерней задницу; кажется, запятая должна была стоять на пару знаков правее, чем у него вышло…

От сложных инженерных расчетов Аспера отвлек сиплый голос, по-солдатски затейливо костеривший какого-то «вурдалака со святым крестом пониже спины». Пробежавший вдоль спины и обосновавшийся под ложечкой холодок подсказал буксующему на ровном месте мозгу, что это пришли по его, Аспера, душу. Вот сейчас-то у него и спросят в грубой форме, какого, собственно, черта его творение взбесилось и – просто наверняка – успело угробить пол-лагеря.

Справным воином инженер никогда не был, отчаянным храбрецом – тем более. Однако чувство собственного достоинства, присущее всякому, кто наконец оттер с сапог коровий навоз отцовской фермы и поступил на службу к самому Императору, упрямо нашептывало ему, что неплохо бы и ответить за свои же просчеты. Обратив внимание, что левая рука дрожит немного слабее правой, Аспер переложил в нее меч, поправил кольчугу и, стараясь сохранить остатки достоинства, вылез из кустов на открытую часть холма.

Едва он высвободился из колючих лап кустарника, как на него, не обратив решительно никакого внимания на грозно, пусть и неумело выставленный меч, навалилось что-то тяжелое, остро пахнущее луком и потом. Что характерно, не просто навалилось, а тут же принялось душить.  И без того полуживой от страха Аспер окончательно сник, решив только, что помирать будет с оружием в руках, пусть и гнутым – и крепче стиснул кисть. Неожиданно для него медвежья хватка приослабла, и сквозь звон в ушах стали пробиваться слова.
- Асперка, живой… А мы уж там передумали, все, пропал!.. Уж и тряпье перерыли, и вокруг стоянки каждую пядь земли носом перепахали! А он вона где! А вот говорил мне Ратмир: у тебя, мол, Сизый, мысли плоские, что наша повариха, хоть ты и первый помощник, мол, думай широко, куда Асперыч бы наш сбежал! И точно: вот он, тепленький еще! Ну, живой совсем, то бишь…

Как только кровь вновь прилила к голове, Аспер, хоть он уже и был пунцовым от перехваченных молодецкими объятиями легких, покраснел еще сильнее. Это ж как надо было перетрусить, чтобы Сизого не признать: с ним же на пару за эти месяцы столько трудового пота пролили, сколько оба пива не выпили за всю свою жизнь. А вот его поведение сильно настораживало инженера. То ли его главный помощник знал о ситуации больше него самого, то ли просто нашел в себе силы не прибить сразу, а приманить живьем ко всем, кто остался внизу.

- Да что ж ты так вцепился в эту раскривулину? Не боись, твоя добыча, честная. А что гнутый – да еще б он не погнулся! Была б то обычная железка, как у нас – разлетелась бы на куски, а тут – мифрил! Ничто, Остапу отдадим – перекует, как новенький будет!

- Не… Не… - Аспер понимал, что в свое оправдание нужно что-то срочно сказать, может, подольше протянет – но проклятый комок в горле успешно ставил жирный крест на членораздельной речи.

- Да что «не»! Перекует! Мы ему еще стаканчик чего-нибудь покрепче присовокупим – лучше, чем было, сделает! Слышь, Аспер, а ты чего такой, как селедкой ушибленный? – Сизый на всякий случай еще разок встряхнул вялого начальника и аккуратно поставил его на место.

Аспер еще пару раз по-рыбьи открыл рот, наконец собрался с духом и – погибать так погибать! – решил подать голос.

- Си… Сизый, а что там стряслось-то хоть?

Первый помощник умильно посмотрел на инженера, как счастливая мамаша, у которой малыш в первый раз без капризов съел кашку:

- Ты там из-за своих склянок вообще что ль не замечаешь, что вокруг творится? Ладно, не пыжься, расскажу. В общем, Моргун наш, тролля кусок, вспомнил, что у него сегодня очередной этот богомерзкий праздник, на который, как водится, если как следует троллю не набраться, то прогневит он своих божков и хрен меж рогов от них после смерти получит, а не райские кущи, или что там у них… Ну, застращал он повариху, получил свой кувшин и ну ко всем доматываться: пойдем, мол. Так ты ж знаешь, какой он по пьяни: все разнесет, ребра собутыльникам пересчитает, а наутро ревет белугой, что все, мол, так и было с самого его рожденья, а он ни при чем. Ну и понятно, все его отшивают. Проходил он, горемычный, часа два, наверно, кряду, наслушался, кто о нем что думает – и вроде как обиду затаил. Сказал, мол, вы со мной пить не умеете – так я знаю, с кем песни орать буду! С тем, в ком боевого духа, дескать, больше, чем в нас всех вместе взятых. В ком в нас, повторять не буду – я такие слова, знаешь, приберечь люблю до случая…

У Аспера закололо сердце от нехорошего предчувствия и вместе с тем некоего облегчения: даже если бы он и не спал в то время, едва ли от него что-то зависело бы. Пьяный тролль, а тем паче пьяный тролль с задетой гордостью, и уж подавно пьяный тролль с задетой гордостью, которого прилюдно и многократно оскорбили его же подчиненные (формально-то он был назначен ответственным за успешные испытания) – это страшная разрушительная сила.

- Ну и вот – и раньше, чем мы ему смогли хоть что-то сказать, он вальяжненько так подбежал к нашей машинке, налил ей бражки вместо воды во второй бачок, прорычал какой-то бред, нажал на пуск камня… и, раздери меня грифон, что там началось…. Кто пошустрей оказался, побежали было к машине, выключить ее к такой-то матери – куда там! Башня крутится, что твой волчок, шатается, камнями садит чаще, чем у некоторых ноги мелькали, хорошо хоть по большей части в воздух, повариха визжит, к бревну, на котором сидела, как прилипшая – красота, словом. И, по словам все той же доблестной поварихи: завалилась наша башня, горемычная, на бок, подпрыгнула пару раз – и ка-а-а-ак рванет! Моргуна, пьянь эдакую, ровненько так размазало – больше двух ладоней кусочка целого не нашли, а ведь искали! Тут, в довершение всех бед, из-под упавшей палатки вылетаешь ты, глаза – каждый с мой кулак, побегаешь к тому, что осталось от башни, вроде бы как бьешься об нее головой, что-то хватаешь с земли и даешь деру!

Аспер хотел было потихоньку выкинуть это самое «что-то», но пальцы упрямо не хотели разжиматься – они еще помнили установку на смерть с мечом в руке.

- Эх, вот столько труда насмарку, вроде бы – а поди ж ты, не жалко, ради такого-то дела! Асперка, чего пригорюнился? Да не переживай – целы остальные! Даже повариха: пожалел бог дуру… А башня – что башня, новую построим, все равно пришлось бы полностью переделывать и камни новые тесать, побольше! Да не понимаешь ты, что ли?

Ошалевший от обилия информации и невиданного ранее наслаждения жизнью Аспер был вынужден помотать головой.

- Спирт, балда! Спирт там нужен, а не водичка твоя тухлая! Да она у нас в пять раз лучше стрелять будет!

- А п-п-проверка? – Аспер сам не узнал собственный голос – до того робко и жалостливо он прозвучал.

- Да что нам проверка?! Как раз жратвы привезут, вина и ткани, чем палатки починить! А что этот окочурился? Дык сам виноват! В таком-то деле, брат, дисциплина нужна, у нас же эти… - Сизый покрутил рукой в воздухе, вспоминая трудное слово.

- Полевые испытания?

- О! Точно! Испытания, так их растак! А испытания – это дело сурьезное. Моргуна запишем как погибшего смертью храбрых при проверке новой смеси – и эти, кто приедут, довольны останутся, и троллятине нашей светлая память.
- А ну как не поверят?

- Хе! Чему не поверят-то? Что машина работала? А то, что внизу делается – это вроде как мы кирками все четыре месяца без перерыва на сон долбили? Плюнь и размажь: вера в нежелание работать всех, кто к ихней канцелярии отношения не имеет, куда сильнее будет, чем мысли о том, что мы неумехи и дураки, а они просто так сюда тащились две седмицы! Или боишься, что не поверят, что Моргуна не мы под горячую руку прибили? Ну, это уже их дело, доказать-то ничего не докажут, а у нас вон свидетелей целый лагерь. Мы вот только запомним, кто рожу недоверчивую скорчит – и в следующий раз, как они приедут… Ну, они сами видели, полевые испытания – это им не девок за сараем тискать... Кто не в свое дело лезет, так и покалечить может невзначай…

Аспер – куда только что девалось – уже шел вниз по холму, прикидывая, как получше собрать новую баллисту. За три дня и чертежи не закончить, конечно, не то что новую сделать. Но это уже не главное. Главное – после этих трех дней жизнь не заканчивается, а выходит на новый, еще более многообещающий виток.

Ежевичный куст, про который инженер и думать забыл, не переминул воспользоваться его лирично-рассеянным настроем и подставил под ноги очередную плеть. Пролетев кубарем с пяток саженей и относительно удачно затормозив в густых зарослях можжевельника, Аспер решил еще минутку поваляться, так, будто сильно ушибся: за такой подарок своей капризной судьбы, как тот, что он только что получил, право же, стоило сделать ей приятное.