В подворотню метнулся заячий хвост — погоди, нагоню
тебя. Запах цветочной воды не приводит на волю, колею
истерзали копытами сотни детей, они сдали тебя, меццо-
-форте. Не костёр ожидает, но сати, в котором нет места
жене.

Вышел закон об отстреле пернатых мужей и жён, это честь,
зачесав свои волосы в хвост, и доставши пищаль, не прочесть
(потому что — не смочь) ту бумагу, в распросах неверных подруг
потерять в атмосфере идею; клоун и crow сходны. А слух
обманчив.

Лорнет застилает сетка морщин — дело? — но острый нос
отработал пыльцу стократ, видит шторы (прямая), насквозь
вижу вас, и тебя, Лючия, медоокая вере-ветхость;
не дрожит крючок, пальцы знают деление Ревность.
А ты? Неважно.

Вы есть разные, кто слабо молит за жизнь, обещая службу
на смерть, кто-то падает сам, запятнав панталоны подобающим мужу
раствором. Вы меня, етесь, что-то спешите. Константин постоянен —
я случаюсь, мелькаю в бойницах. Бываю. Пою. Вы — бумага.
А вы — бумага.

Она являлась на машинах
                      Она шаталась и плыла
                      Вся в отвратительных мужчинах
                                    Эдуард Лимонов

Вы знаете, мне хотелось бы,
мне очень хотелось бы написать
о чем-то кроме резьбы
по дереву. Хотелось бы написать

о женщинах, которых при свете дня,
в самые полдничные полдня
называешь по тридцать, по восемьдесят раз на дню,
так чтобы дню

стало тошнее тошного, как мне.
По мне,
так даже неважно, по имени или пятью
буквами, как и положено. Ю-

ля была права: мне жениться
нельзя; это дело для молодых.
Это часто бывает - Монголия как-то ударом (под дых
лошадиный) из первой формации в пятую поднялась.
Из сандаловой люльки в подгузник. ласьлась

Три несдвоенных рифмы, ёбаный в жопу чёрт,
перейду к излюбленной форме люблинских некочёрг:
этот стих можно сливать, что и делаю я,
это местоимение ушло в конец строки, потому что Юля 

сделало мне что-то такое лицом в груди.
Лицо ее, грудь моя. Говоришь: уйди, 
извергнись оттуда, изыди уже, пишись,
пишись

на бумагу, из бумаги в стол, из стола в конверт.
Я тебя запечатаю и сделаю такой выверт
ногами, что в этой бутылке, в которую я залезу тонуть
будет такая по вo'лнам резьба и муть,

что... в двух словах, милый родной мудила: 
полигамия победила.